Осторожно: злая инквизиция!

— Их видно, — Левашов потер запястья, как будто мерз.

Может, и вправду мерз — в подвале было нежарко.

— Я не умею определять колдунов или ведьм, которые уже прошли инициацию. А неинициированные светятся, как звездочки в темноте. Со временем научился чувствовать их издалека — стоило только сосредоточиться…

Диктофоны на столе между нами беспристрастно фиксировали ход допроса. Основной, мой, — и второй, принадлежащий Кирюхе, на всякий случай.

Жека со скоростью профессионального секретаря заносил признания Левашова в протокол.

— Можно мне воды?

— Да, конечно, Кирилл Андреевич. Костя, — обернулся я к Кирюхиному подчиненному.

Тот кивнул и буквально через минуту вернулся с пол-литровой пластиковой бутылочкой.

Когда Левашов утолил жажду и вернул оперативнику пустую бутылку, я задал следующий вопрос:

— Сколько всего было жертв?

— Восемнадцать, — отозвался он, глядя в сторону. — В первый год понадобилась одна. На второй уже две, потом три… В прошлом году — пять. В этом понадобилось уже семь…

Восемнадцать. Человек.

Молодых, полных сил девушек.

— Нам нужны будут имена, описания, даты… Другие подробности.

— Я не знаю имен, — тускло отозвался Левашов. — На внешности тоже старался не зацикливаться… Даты помню неточно, плюс-минус. Места разве что могу точно назвать…

— Покушение на Катерину Оленеву в мае этого года — ваша работа?

— Барышня из дворца спорта молодежи?

— Да.

— Да… Моя.

Когда он закончил диктовать скорбный список, по которому нам еще предстояла уйма работы, я перешел к следующему вопросу:

— Зачем вы вызвали инквизицию? — в отличие от Кирилла Андреича, я не мог позволить себе роскоши не смотреть на человека, сидящего напротив.

Левашов неловко пожал плечами:

— Пару лет назад я понял, что долго так не смогу. Миновать энергетический порог не получалось, жертв требовалось все больше, а я… Как бы там ни было, удовольствия я от убийств не получал. Но наблюдения показывали, что моя теория верна и вылечить Надю все-таки можно, но… — он устало вздохнул и негромко подытожил: — Нужна была по-настоящему сильная жертва.

По-настоящему сильная жертва явно имела что сказать по этому поводу. Как ее, бедную, до сих пор от сдерживаемых чувств не разорвало?

А Левашов неохотно продолжал:

— Про Хозяек я слышал от бабки, ведьмы. Но кто является в Крапивине Хозяйкой сейчас, я не знал, а попытки осторожно выяснить ни к чему не привели: все только пожимали плечами. Да у меня действительно практически нет связей с магическим сообществом города: бабка-покойница к магии относилась негативно, в ведьмовском мире отношений ни с кем не поддерживала… У меня дар не настолько сильный, дети, все трое, неодаренные — как-то искать выходы и налаживать связи всю жизнь незачем было. Выяснять через Орден было бы подозрительно, а больше я и способов никаких не знаю.

— Наде становилось хуже, у меня уже почти начали сдавать нервы, и я решил пойти ва-банк, — продолжал недобровольную свою исповедь Кирилл Андреевич. — Я много лет был осведомителем при инквизиции. И потому так вышло, что про Орден я знал больше, чем собственно про магов. Ну и знал, что, работая в чужом городе, вы по регламенту должны ставить в известность Хозяйку этого места…

Он нервно дернул щекой:

— Готовился больше года. Собирал информацию, искал необходимые инструменты: сим-карты, сонный газ… Когда работаешь в бюро судебно-медицинской экспертизы около четверти века, волей-неволей обрастаешь самыми причудливыми знакомствами… Вышел на Дмитрия Миргуна…

И после невеселой усмешки, адресованной самому себе, продолжил:

— Старался действовать аккуратно, не вызывая подозрений. Учел все, что смог. Постарался предусмотреть максимум вариантов развития событий. И… написал своему куратору в Ордене о подозрительных убийствах, похожих на магическую серию. Я надеялся, что, использовав Дмитрия Миргуна как громоотвод, сумею выйти сухим из воды, а если нет — ну что ж. Значит, нет. Главное — помочь Наде, а в остальном я был готов ответить по закону.

Тяжелое молчание, закрытые глаза крапивинского судмедэксперта.

Он говорил глухо, монотонно, так, словно все эмоции в нем давно отгорели, оставив одну большую усталость:

— С Ксенией Егоровной с самого начала все пошло не так.

Тут я на мгновение испытал к нему даже что-то вроде сочувствия: с Ксенией Егоровной так оно и бывает.

— Мало того что она оказалась в квартире почему-то не одна, так еще и в подъезде вы разделились, и, когда на Ксению Егоровну подействовал газ, — вы, Максим Владимирович, успели насторожиться.

Я оценил деликатность Левашова: прекрасно понимая, что мое к нему отношение претерпело существенные изменения, он больше не считал себя вправе пользоваться моим разрешением обращаться на «ты».