Остракизм в Афинах

Если предполагать, что каждый афинянин делал надпись на остраконе самостоятельно, то никак не могла сложиться ситуация, при которой одним почерком было бы надписано более одного остракона. Тем не менее факт налицо. Более того, по справедливому наблюдению одного из антиковедов[765], до нас дошли далеко не все острака, заготовленные в ходе акции, о которой идет речь. Их должно было быть намного больше. Действительно, 14 человек, посаженных за надписывание остраконов, — факт, говорящий о том, что необходимо было выполнить по-настоящему большой объем работы. Для 190 коротких надписей отнюдь не нужен труд четырнадцати писцов: это под силу и одному-двум.

Наблюдения, связанные с почерками на острака из колодца на северном склоне Акрополя, было тем легче сделать, что они, повторим, были найдены единой компактной группой. Есть ли случаи совпадений почерков на остраконах из других комплексов (с Агоры, с Керамика)? Здесь делать категоричные выводы намного сложнее, поскольку приходится сопоставлять памятники разного времени и места находки, работать с колоссальным материалом (тысячи надписанных черепков!). И все же М. Лэнг, наиболее досконально изучившая острака именно с эпиграфической и палеографической точки зрения, ответственно заявляет: комплекс остраконов Фемистокла, о котором шла речь, — не исключение, не уникум. Ему есть параллели, например, одна из групп острака с именем Калликсена, сына Аристонима, найденных на Агоре[766]. Нет сомнений в том, что, когда будут опубликованы острака с Керамика, число такого же рода групп (несколько остраконов, надписанных одним почерком) еще значительно возрастет[767].

Впрочем, вернемся к острака с северного склона Акрополя. Как надлежит их интерпретировать? Уже открывший эти памятники О. Бронир сразу выдвинул трактовку рассматриваемой группы как результата спланированной акции некой гетерии политических противников Фемистокла. В ходе акции остраконы были заготовлены для раздачи голосующим, но по какой-то причине не использованы и потому выброшены в запущенный колодец. Странно было бы, рассуждал исследователь, если бы уже использованные острака после остракофории кто-то понес с Агоры на северный склон Акрополя, чтобы там выбросить[768]. Именно эта интерпретация была с энтузиазмом воспринята подавляющим большинством исследователей и на сегодняшний день фактически получила статус communis opinio[769]. Долгое время она казалась настолько очевидной, что просто никем не оспаривалась и не подвергалась сомнению. О трактовке, впервые предложенной Брониром, можно говорить уже как о чем-то хрестоматийном, вошедшем и в труды общего характера, и в учебные пособия (мало какое из них обходится без упоминания — зачастую с иллюстрациями — остраконов против Фемистокла из рассматриваемой здесь группы и их соответствующего объяснения)[770]. И вправду, казалось бы, чего проще: хитроумные политиканы заготавливают остраконы для того, чтобы обеспечить изгнание своего соперника (в данном случае Фемистокла). А затем либо их махинация оказывается раскрытой, либо же выясняется, что черепков заготовлено слишком много, после остракофории остаются лишние, и этот излишек выбрасывается.

Однако вышеописанная реконструкция ситуации явно не свободна от слабых мест и вызывает у нас серьезные сомнения по целому ряду причин, которые здесь необходимо перечислить. Во-первых, она опирается на крайне упрощенные представления о политической жизни в Афинах V в. до н. э., согласно которым афинский демос был не более чем послушным орудием в руках той или иной политической группировки, безропотно и бездумно принимая из ее рук надписанные остраконы по причине их привлекательного внешнего вида. С этим сложно согласиться: думается, граждане наиболее демократического полиса Эллады обладали все-таки значительно большей степенью политической сознательности и самостоятельности, принимая столь важные решения вполне осмысленно[771].

Во-вторых, несмотря ни на что, в рамках упомянутой концепции так и остается неясным, что же могло помешать «реализации» заготовленных острака, которые, согласно Брониру, скорее всего даже не были вынесены на Агору в день остракофории. Уличены организаторы подтасовки? Остались лишние черепки? Всё это — чистые догадки, не находящие опоры в источниках и к тому же исходящие из современных нам представлений о тайном голосовании. При остракизме же не было, как мы видели выше (п. 1 данной главы) каких-то специальных правил, которые запрещали бы голосующему принимать остракон из чужих рук.