Возбуждение судебного процесса было в этом отношении куда как удобнее: обвинитель рисковал в значительно меньшей степени. Санкции против него наступали лишь в том случае, если при вынесении приговора дикастами обвинение не набирало пятой части голосов. Но примеры подобного рода, насколько можно судить, были довольно редкими. Как правило, политик, затевающий процесс, тщательно к нему готовился, составлял речи с максимальным количеством аргументов и старался не выдвигать заведомо проигрышного дела. Во всяком случае, на процессе он мог гораздо успешнее контролировать ситуацию, чем на остракофории.
Но, с другой стороны, политический процесс по большей части не мог стать столь же эффективным средством борьбы с конкурентом, как остракизм. Этот последний в случае удачного исхода голосования приводил к длительному удалению соперника из полиса и, соответственно, обезглавливал противостоящую группировку. Судебные процессы редко заканчивались столь же фатально. Конечно, в принципе результатом суда мог стать и смертный приговор обвиняемому, и его изгнание или лишение гражданских прав. Но значительно чаще наказания были более мягкими, заключаясь обычно в денежных штрафах либо в частичной и временной атимии. Иными словами, политик, даже проиграв дело и понеся ущерб той или иной степени тяжести, все же оставался в Афинах и продолжал свою деятельность. С ним не удавалось расправиться окончательно или хотя бы надолго. Правда, проигранный судебный процесс, каково бы ни было наказание, влек за собой еще и диффамацию осужденного, подрывал его этическую и политическую репутацию. Однако не следует забывать о том, что в IV в. до н. э. нравы афинской политической элиты претерпели существенные изменения по сравнению с предшествующим столетием, нравственная скрупулезность стала достоянием прошлого. То, что поставило бы на Аристида или Кимона несмываемое пятно, для политиков поздней классики было нормой жизни и нимало не смущало их. Каждый из них неоднократно на протяжении своей карьеры оказывался то в положении обвинителя, то в положении обвиняемого; грязь на судебных процессах лилась потоком, но стекала с тяжущихся буквально «как с гуся вода». Бывали случаи, когда политик раз за разом подвергался осуждению, но это отнюдь не побуждало его прекратить политическую деятельность.
Стали ли политические процессы фактором, стабилизировавшим политическую жизнь, каким был ранее институт остракизма? Скорее все-таки да, чем нет. Однако произошло это не сразу. Был в афинской истории довольно краткий, но злополучный период, когда остракизм уже не применялся, а новые механизмы, которые должны были встать на его место, находились еще в стадии формирования. Это хронологический отрезок между 415 и 403 гг. до н. э. И, думается, совершенно не случайно, что именно на это время пришлась череда самых жестоких политических кризисов за всю почти двухвековую историю афинской демократии[1025]
. Скандалы, связанные с делами о гермокопидах и о профанации мистерий, олигархический переворот Четырехсот, свержение установленного ими режима и учреждение умеренной олигархии Пяти тысяч, восстановление демократии, и опять олигархический переворот и приход к власти правительства Тридцати, и снова реставрация демократии… И все это — на протяжении десяти с небольшим лет. Налицо резкая дестабилизация всей внутриполитической обстановки, значительное обострение и ожесточение борьбы группировок; к этому присоединялись предпринимаемые демосом необдуманные, авантюристические акции. Перечисленные события достаточно ясно демонстрируют, что остракизм выполнял в политической системе Афин определенную положительную функцию. Впоследствии эта функция действительно перешла к другим институтам, что случилось на рубеже V–IV вв. до н. э. и сделало политическую жизнь афинского полиса в последнее столетие демократии вновь весьма стабильной[1026].Подведем итоги этого последнего пункта основной части работы.
1. Даже после фактического прекращения остракофорий закон об остракизме продолжал номинально действовать вплоть до ликвидации афинской демократии в 322 г. до н. э. Даже не применяясь, институт остракизма служил в IV в. до н. э. оружием демоса — оружием, не пускавшимся в ход, но ежегодно демонстрировавшимся политической элите.
2. Основным и самым эффективным средством политической борьбы стали отныне судебные процессы. Имея ряд общих черт с остракизмом (личностная направленность, состязательность), они отличались от него тем, что были механизмом менее опасным и разрушительным — как для инициатора акции, так и для ее потенциальной «мишени». В целом процессы со временем переняли ряд функций остракизма и тоже служили стабилизации внутриполитической обстановки.
Заключение
1. Сводка полученных результатов