(8) Мне осталось коротко сказать о моей «ненависти к демократии» и «приверженности к заговорам». Ведь если бы я никогда не привлекался к суду, то естественно было бы вам выслушивать моих обвинителей, а мне по необходимости защищаться против этих обвинений. Но так как я выдержал уже четыре судебных процесса и каждый раз был оправдан, то я не считаю более справедливым отвечать на эти обвинения. Ведь до разбора дела на суде нелегко узнать, ложны ли обвинения или справедливы; а когда уже вынесен оправдательный или обвинительный приговор — все кончено и вопрос решен раз и навсегда.
(9) Поэтому мне кажется странным такое положение, когда проигравшие судебный процесс одним единственным голосованием осуждаются на казнь и имущество их конфискуется, а выигравшие вновь рискуют быть обвиненными в том же самом; когда судьи имеют полное право губить людей, но не имеют никаких прав и полномочий, чтобы спасать их. Это тем более странно, что законы категорически запрещают дважды привлекать к судебной ответственности одно и то же лицо по одному и тому же закону. А ведь вы поклялись следовать этим законам!
(10) В силу этого я не буду больше говорить о себе и лучше напомню вам о жизни Алкивиада. Впрочем, я даже не знаю, с чего начать, ибо преступлений, совершенных им, множество и все они разом всплывают в моей памяти. В самом деле, если бы понадобилось рассказать в подробностях о всех его прелюбодеяниях, о похищениях чужих жен, о прочих насилиях и бесчинствах, то мне не хватило бы отведенного времени; к тому же я возбудил бы к себе ненависть во многих гражданах, несчастье которых я предал бы гласности. Все же я укажу на те его преступления, которые он совершил против государства, против своих близких, а также против некоторых граждан и чужеземцев, имевших несчастье оказаться на его пути.
(11) Итак, сначала он убедил вас вновь установить для союзных городов такую подать, какая была установлена, и притом самым справедливым образом, Аристидом. Когда же его избрали вместе с девятью другими гражданами для проведения этой реформы, он увеличил размеры подати для каждого союзного города чуть ли не вдвое. Зарекомендовав себя человеком опасным и весьма влиятельным, он сумел поставить общественные доходы на службу своим собственным. Подумайте, можно ли было сотворить большее зло, чем это: в то время как наше благополучие зависит целиком от союзников, а их положение стало в наши дни хуже, чем прежде, он вдвое увеличил подать каждому союзному городу!
(12) Поэтому если вы считаете, что Аристид был хорошим гражданином, то этого человека следует признать самым плохим, ибо его отношение к союзным городам прямо противоположно отношению Аристида. Вот почему многие союзники покидают свою родину, становятся изгнанниками и отправляются на поселение в Фурии. Эта ненависть, которую испытывают союзники, проявит себя, как только возникнет морская война между нами и лакедемонянами. Я, во всяком случае, считаю, что плох тот правитель, который заботится лишь о настоящем времени, но не думает о будущем; который советует народу лишь приятное, оставляя в стороне полезное.
(13) Я удивляюсь тем, кто поверил, что Алкивиад привержен к демократии, т. е. к такому государственному строю, который более всего предполагает равенство. Эти люди при оценке Алкивиада не принимают во внимание его поведение в частной жизни, они не видят его корыстолюбия и высокомерия. Женившись на сестре Каллия, он получил за ней десять талантов. Тем не менее, после смерти Гиппоника, бывшего стратегом при Делии, он потребовал себе еще столько же, утверждая, что тот обещал добавить такую сумму, если у Алкивиада родится сын от его дочери.
(14) Получив такое приданое, какого не получал еще ни один из эллинов, он вел себя столь нагло, что приводил под одну крышу с женой гетер — как рабынь, так и свободных — и этим вынудил свою жену, женщину в высшей степени скромную, оставить его дом и обратиться за защитою к архонту, как то разрешается законом. Вот здесь-тο он и показал в полном объеме свое могущество: призвав на помощь друзей, он силой увел жену с площади, обнаружив таким образом перед всеми свое полное презрение и к архонтам, и к законам, и к остальным гражданам.
(15) Однако и этого ему было недостаточно. Он замыслил тайно погубить Каллия с тем, чтобы завладеть состоянием Гиппоника: в присутствии вас всех Каллий обвинял его в этом в народном собрании и даже завещал свое имущество народу на случай, если умрет бездетным, опасаясь, как бы не погибнуть из-за своего богатства. А ведь Каллий не относится к числу людей, лишенных поддержки друзей, и его не так уж легко обидеть: благодаря богатству он располагает поддержкой многих людей, готовых прийти к нему на помощь. Однако если человек оскорбляет собственную жену и подготовляет убийство своего свояка, то что следует ожидать от него прочим гражданам, встретившимся на его пути? Ведь всякий человек больше дорожит своими родными, чем чужими людьми.