Остракизм в Афинах

Внимательный читатель наверняка заметит в ходе наших рассуждений непоследовательность. Для начала Пелопоннесской войны мы не принимаем оценок Хансена, считая, что они несколько завышены и что ближе к истине Гомм, а для конца войны, напротив, солидаризируемся с выкладками датского антиковеда. В чем же дело? В том, что, по нашему мнению, расчеты убыли гражданского населения за военные годы, сделанные Хансеном, преувеличены.

Во-первых, общая сумма потерь в 43 тысячи слишком велика. Мы видели, что следует существенно убавить количество жертв эпидемии, число афинян, погибших на Сицилии. В целом, как представляется автору этих строк, следует говорить о 33–35 тысячах жертв и вряд ли больше. На выходе из войны это даст цифру примерно в 20 тысяч оставшихся граждан (с учетом рождаемости), а не в 12–13 тысяч.

Во-вторых, сама рождаемость в годы войны должна была быть выше нормальной. Это один из парадоксальных и в то же время несомненных и устойчивых феноменов демографической динамики. Популяция как бы стремится как можно быстрее регенерироваться, «залечить раны» от понесенных бедствий. Добавим, что афиняне в период наибольших потерь в войне, похоже, проводили определенную поощрительную политику в сфере демографии. Так, по некоторым сведениям, во время Пелопоннесской войны они, «желая возместить убыль населения, постановили, чтобы каждый гражданин мог жениться на одной женщине, а иметь детей также и от другой» (Diog. Laert. II. 26)[1175].

Наконец, третье и самое главное. Как известно, после поражения афинян при Эгоспотамах в 405 г. до н. э. спартанский наварх Лисандр приступил к систематической ликвидации афинских клерухий, отправляя всех проживавших там афинских граждан в их родной город, дабы создать там продовольственные трудности (Xen. II. 2.2; Plut. Lys. 13). Впоследствии одним из условий договора о капитуляции Афин был уход афинян «из всех городов» (Plut. Lys. 14), что следует понимать как официальное уничтожение афинских поселений за пределами Аттики. Таким образом, в Афины практически единовременно возвратилась большая масса граждан, долгое время отсутствовавших на родине.

Следует сказать, что фактор вернувшихся клерухов принимается во внимание и Хансеном, но, на наш взгляд, далеко не в той степени, в какой он того заслуживает. Хансен готов за счет этих клерухов прибавить к послевоенному гражданскому населению Афин 2–3 тысячи человек, а на деле речь должна идти о значительно большем их количестве. Ближе к истине Н. А. Касаткина, полагающая, что «количество возвратившихся колонистов[1176] с разросшимися семействами двух-трех поколений было весьма значительным»[1177]. Совершенно справедливо, в частности, указание на разросшиеся семейства клерухов. Некоторые клерухии существовали уже очень давно (практика их выведения берет начало в Афинах с 506 г. до н. э.[1178]). Условия жизни в них были не хуже, а, пожалуй, и получше, чем в самой Аттике, и это должно было способствовать достаточно высокой рождаемости. Клерухии в меньшей степени, чем метрополия, пострадали от тягот войны. Одним словом, в афинский полис должно было возвратиться значительно больше людей (в том числе и совершеннолетних граждан мужского пола), чем их оттуда уехало. Н. А. Касаткина считает, что этих возвратившихся было, «по самым скромным подсчетам», около 20 тысяч человек. Она имеет в виду всех клерухов, с женами и детьми, что в пересчете на граждан дает никак не меньше 5–6 тысяч[1179]. Возвращались клерухи, безусловно, не все сразу, а в разное время. Одни из них должны были приехать на родину еще в годы войны, на том или ином ее этапе; другие были присланы Лисандром; третьи вернулись уже после заключения мира. Но это в нашем контексте не принципиально: главное — то, что к концу V в. до н. э. все они вновь собрались в Аттике. Не лишено резона замечание Н. А. Касаткиной: «Несмотря на военную потерю и страшную жатву эпидемии,, перед Афинами вновь встает проблема избыточного населения, в полной мере решенная в период существования I Афинского морского союза»[1180]. Во всяком случае, уже очень скоро афиняне вновь начинают подумывать о выведении клерухий, а это говорит если не о стенохории, то уж, во всяком случае, и не о запустении.