Если выяснялось, что кто-то из членов Совета поступает несправедливо, Совет проводил о нем голосование, ставя вопрос, не следует ли исключить его из своих рядов. При голосовании вместо камешков употребляли листья, с помощью которых каждый обозначал свое мнение. Об этом говорит Динарх в речи против Полиевкта, подвергнутого экфиллофории [20].
…Имеется другой Гиппарх, о котором Ликург в речи «Против Ликофрона»[1277]
говорит следующее: «Гиппарх, сын Писистрата». Гиппарх, сын Харма, — это другой человек, как Ликург говорит в речи «Против Леократа» [19]. О нем Андротион во 2-й книге [24] говорит, что он был родственником тирана Писистрата и первым, кто был подвергнут остракизму. Закон об остракизме впервые был принят в то время вследствие подозрений относительно тех, кто был связан с Писистратом, так как он стал тираном, будучи демагогом и стратегом[1278].Это слово употребляет Динарх в обвинении против Полиевкта, подвергнутого экфиллофории [20].
…Это был демагог, которого, как говорит Фукидид в восьмой книге [10], подвергли остракизму.
…Аристид Справедливый был изгнан остракизмом.
(1) Эсхилу. Покинув родину, мы решили направиться в Дельфы, чтобы жить там, пока это угодно афинянам. В дороге повстречались мне из числа моих аргосских гостеприимцев Никий и Мелеагр, а с ними — Евкрат, незадолго до того живший в Афинах. Обступив меня, они начали расспрашивать и, как только узнали о моем изгнании остракизмом, тотчас опечалились и много порицали афинян. Когда же они узнали, что я направляюсь в Дельфы, то бросили упрекать афинян и взялись бранить меня самого, заявляя, что я пренебрегаю ими, если не считаю их способными облегчить мое несчастье. Приводили они в пример Неокла, нашего отца, который очень подолгу жил в Аргосе; я же, дескать, не забочусь о нем, любившем Аргос и аргосских друзей. Дошло чуть ли не похвал афинянам, которые-де наказали нас по справедливости.
(2) …Тут они снова вспомнили о Неокле и решили, что для меня будет достойным поселиться в том же городе и доме, что и отец. Так-то, о Эсхил, они взяли и увели нас в Аргос. И теперь мы коротаем время изгнания в Аргосе и многое претерпеваем, не желая властвовать над аргосцами; ибо они раздражены, считая, что мы поступим с ними не по справедливости, если не примем власть. Нам же вовсе не хотелось бы слыть влиятельными, не только потому, что это нам уже повредило, но и потому, что достаточно мы вкусили этого в свое время.
Павсанию. Остракизмом, о Павсаний, изгнали нас афиняне, и теперь мы пребываем в Аргосе, чтобы афиняне не претерпели от нас чего-нибудь дурного; ибо они мнили, что претерпят. И я, нимало не медля (да и не позволено было более медлить), удалился из Афин и освободил их от страха. Аргосцы же обращаются с нами куда лучше, чем принято обращаться с изгнанниками; они хотят вознаградить нас за то добро, которое мы принесли афинянам. Так, они считают нас достойными принять начальство над войском и власть над всем Аргосом; они во многом не правы, не позволяя нам быть просто изгнанниками, как пожелали афиняне. Мне же и пренебречь их благосклонностью совестно, но еще более невыносимо принять то, что они дают. Ибо, если я буду заниматься подобными делами, могут посчитать, что я был подвергнут остракизму справедливо. Но не избегу я порицаний и в том случае, если, будучи изгнан афинянами как домогающийся власти, сбегу и из Аргоса, где меня к власти принуждают.
…Они [афиняне. —
Антагору. Вы многократно обещали мне, ты, Антагор, и Автолик, что легко освободите нас от пребывания в остракизме: вы говорили, что будете бороться с нашим врагом Аристидом и направлять народ не в ту сторону, что он. По вашим словам, его положение уже ухудшилось из-за того, что он не желает прекратить вражду.