В целом можно сказать, что вплоть до второй мировой войны тема остракизма отнюдь не была сколько-нибудь приоритетным направлением изучения древнегреческой истории, и в исследовательской литературе она оказалась отражена довольно скудно. Не считая перечисленных выше монографий, можно назвать лишь несколько специальных статей, посвященных в основном частным сюжетам, связанным с отдельными конкретными остракофориями[215]
. Естественно, в той или иной мере затрагивался вопрос об остракизме и в ряде работ по проблематике более общего характера[216]. Однако это были скорее разрозненные упоминания, нежели попытки трактовать тему во всем ее объеме. Наиболее же слабым местом всей довоенной историографии по интересующей нас здесь проблематике было, как мы уже сказали, явно недостаточное внимание к остраконам, в результате чего практически все указанные работы к настоящему времени, к сожалению, приходится считать в той или иной мере устаревшими, не отражающими состояния проблемы (сказанное в известной степени относится даже к фундаментальному труду Каркопино). Нам известно лишь одно исключение — статья А. Кёрте «Об афинском суде черепков»[217], автор которой активно привлекает для своих выводов данные, почерпнутые из надписей на острака с Керамика. Конечно, остальных ученых во многом можно понять: находок острака в этот период было еще немного, и никто не мог предсказать, что скоро эти памятники появятся буквально в массовом количестве.Собственно, именно последнее обстоятельство в значительной мере стало одной из причин выхода изучения остракизма на принципиально новый этап. Этот этап начался в 1940-х гг. и продолжается фактически по сей день[218]
. Точкой отсчета в данном случае можно назвать выход двух обобщающих работ об остракизме. Одна из них — большая статья вЧто же касается книги Кальдерини, то она, имея немало общего с исследованием Каркопино, в то же время, бесспорно, несколько уступает ему по владению рассматриваемой проблематикой, широте и глубине охвата темы, полноте привлекаемого материала и интересна в основном рядом конкретных соображений автора по хронологии отдельных остракофорий и некоторым другим вопросам (как, например, вопрос о 6000, которые итальянский исследователь вслед за Плутархом признает кворумом). Впрочем, следует отметить обстоятельство, из-за которого мы, собственно, и назвали работы Рейнмута и Кальдерини началом нового этапа в изучении остракизма. В них (особенно у Кальдерини) едва ли не впервые в достаточно широких масштабах предпринимается попытка комбинировать данные нарративной традиции с эпиграфическими свидетельствами (материалом острака). Действительно, такой подход в полном смысле слова назрел: количество найденных остраконов к этому времени перевалило за полтысячи, и игнорировать эти памятники уже не было никакой возможности.