Остракизм в Афинах

Не будет преувеличением сказать, что никто во всей мировой историографии не внес такого значительного и многостороннего вклада в исследование круга вопросов, связанных с остракизмом, как Антон Эрих Раубичек — австрийский антиковед славянского происхождения, эмигрировавший от нацистов и с 1938 г. живший и работавший в Соединенных Штатах[226]. Остракизм стал воистину делом жизни Раубичека, на протяжении полувека посвятившему этому институту около двух десятков работ самой разной направленности. Среди них — несколько весьма принципиальных статей общего характера[227], в которых высказываются важные соображения о функциях остракизма, его месте в политической системе и политической жизни афинского демократического полиса, о методах изучения остракизма, о специфике Источниковой базы этой темы и т. п. В статье, посвященной времени и историческому контексту введения остракизма[228], Раубичек выдвинул чрезвычайно оригинальную (но в то же время в высшей степени спорную) гипотезу об учреждении этой меры Клисфеном в 480-х до н. э. (sic!). На этой гипотезе нам еще предстоит останавливаться в гл. II. Некоторые работы того же автора посвящены обстоятельствам отдельным остракофорий и дальнейшей судьбе их жертв (Ксантиппа, Кимона, Аристида)[229].

Особенное внимание Раубичека всегда привлекали источники, сообщающие об остракизме. Даже трудно сказать, какая из двух основных категорий источникового материала — нарративные свидетельства или острака — оказалась освещена в его исследованиях более детально. С одной стороны, в ряде статей он разбирал пассажи, посвященные остракизму, которые содержатся у античных авторов: Аристофана, Андокида, Феопомпа, Аристотеля, Феофраста, Филохора и др.[230] С другой же стороны, пожалуй, именно этот антиковед первым по-настоящему серьезно стал заниматься остраконами[231], надписями на них и особенно углубленно — персоналиями афинских политиков, упоминаемых в таких надписях. В результате работ Раубичека выяснились интересные подробности о некоторых афинянах, ставших в V в. до н. э. жертвами остракизма или подвергавшихся опасности изгнания. Среди этих лиц — Филин (неизвестный из нарративных источников, но упоминающийся на острака брат демагога Клеофонта), Дамон (музыкант и теоретик музыкального искусства, являвшийся политическим советником Перикла и за это подвергнутый остракизму), Менон (получивший афинское гражданство фессалийский аристократ, которого тоже не миновала эта мера), Габроних (соратник Фемистокла)[232]. С исследований Раубичека, а также упоминавшегося выше Вандерпула, идет историографическая традиция активного использования данных острака, поскольку этим антиковедам удалось «пристрастить» своих коллег к изучению этих памятников.

Пожалуй, именно Раубичеку было бы больше, чем кому-либо, под силу взяться за новое фундаментальное, обобщающее монографическое исследование об остракизме. Нам кажется, у него действительно были такие планы; во всяком случае, очень многие из его статей[233] выглядят как подготовительные этюды для некоего большого труда. Однако, увы, такая монография никогда не появилась. Сообщается[234], что Раубичек в соавторстве с Вандерпулом планировали подготовить посвященный острака том издания «Афинская Агора» и даже начали работу над ним. Но затем Вандерпул скончался, а Раубичек, чувствуется, был приведен в некоторое замешательство массовыми находками острака на Керамике в 1960-х гг., в результате которых на специалистов по остракизму обрушился колоссальный, к тому же совершенно еще не обработанный материал[235]. Во всяком случае, начиная с 1970-х гг. он занимался остракизмом и острака очень мало, а том, о котором идет речь, был в конечном счете, как мы видели, подготовлен Лэнг.

Ни один другой исследователь, кроме Раубичека, не брал в этот период тему остракизма во всей совокупности ее многочисленных аспектов. Как правило, даже те ученые, которые специально занимались этим институтом, ставили в центр своих работ какую-нибудь сторону связанной с ним проблематики. Так, Дж. Кини анализировал исключительно письменные источники об остракизме, прослеживал формирование повествующей о нем античной нарративной традиции, роль, которую сыграли в ее складывании отдельные авторы (Андротион[236], Феофраст[237]). Он выдвинул гипотезу о существовании в позднеклассических Афинах двух подходов к описанию и характеристике остракизма — «аттидографического» и «перипатетического»; первому был свойствен более узко-конкретный, а второму — более обобщающий взгляд на этот институт. Исследователь попытался реконструировать основные элементы, которые должно было включать в себя типичное раннее описание остракизма. Кроме того, Кини вместе с Раубичеком впервые привлекли широкое внимание антиковедов к анонимному поздневизантийскому фрагменту о ранней форме остракизма (Vaticanus Graecus 1144), о котором мы уже упоминали[238].