Острие копья

– Да, пожалуй, так, – отозвалась она. – Я попросила Смолла проводить вас сюда, решив, что здесь нам никто не помешает. Если вы, конечно, не возражаете.

– Ни в коем случае. Здесь очень мило. Сожалею, что вынужден донимать вас, но по-другому фактов не собрать. Вулф говорит, что он распознает феномены, а я собираю факты. Не думаю, будто в этом есть какой-то смысл. Я смотрел значение слова «феномены» в словаре. Говорю это так, на всякий случай. – Я извлек свой блокнот. – Для начала просто перескажите мне общие сведения. Ну, там, семейное положение, возраст, кто на ком женат и прочее.

Она сидела, сложив руки на коленях, и рассказывала. Кое-что я уже прочитал в газетах или выудил из справочника «Кто есть кто», но все равно не прерывал ее. Семья состояла теперь из ее матери, брата Лоуренса, двадцати семи лет, на два года старше ее, и самой Сары. В двадцать один год Лоуренс окончил Холландский университет, после чего впустую растратил целых пять лет и, как я прочел между строк, немало отцовского времени и терпения. Год назад в нем внезапно раскрылся талант к конструированию, которому Лоуренс теперь целиком и посвящал себя, занимаясь главным образом самолетами. Мать и отец сохраняли взаимную привязанность на протяжении тридцати лет. Сара Барстоу не помнила, когда у ее матери начались проблемы со здоровьем, так как в ту пору была еще совсем ребенком. Семья никогда не считала болезнь матери чем-то постыдным и не пыталась скрыть ее, воспринимая это просто как несчастье близкого человека, требующее сочувствия и внимания. Доктор Брэдфорд и два других специалиста описывали болезнь терминами неврологии, которые, однако, совершенно ничего не значили для Сары. Слова были мертвыми и холодными, а мать живой и теплой.

Поместье в Уэстчестере издавна принадлежало семье, но Барстоу могли проводить здесь не более трех месяцев в год, поскольку с сентября по июнь вынуждены были жить рядом с университетом. Каждое лето на десять-одиннадцать недель Барстоу перебирались в поместье со слугами и осенью при переезде закрывали дом. Они знались со множеством местных жителей. Обширный круг знакомств ее отца, конечно же, не ограничивался одним лишь Уэстчестером, и некоторые из его лучших и старейших друзей проживали в пределах непродолжительной поездки на автомобиле отсюда. Сара Барстоу перечислила их, я записал. Я занес к себе в блокнот и список слуг, и кое-какие подробности о них. Я занимался как раз этим, когда мисс Барстоу внезапно встала со скамейки и вышла из тени деревьев на освещенную солнцем дорожку. Сверху послышался шум самолета – столь близко, что нам даже пришлось повысить голос. Я дописал: «…финн, 6 лет, Н.-Й. аг-во, хол.» – и взглянул на нее. Она стояла, запрокинув голову так, что открылась вся шея, и смотрела вверх, размахивая носовым платком. Я выскочил из тени и тоже задрал голову. Самолет пролетал как раз над нами, довольно низко, и можно было увидеть вытянувшиеся с обеих сторон фюзеляжа руки, махавшие ей в ответ. Самолет еще чуть снизился, затем развернулся и полетел назад, вскоре скрывшись из виду за деревьями. Мисс Барстоу вернулась на скамейку, вслед за ней и я.

– Это был мой брат, – объяснила она. – Он первый раз поднялся в воздух после того, как мой отец…

– Он слишком неосторожен, и у него определенно длинные руки.

– Он не летает. По крайней мере, не в одиночку. С ним был Мануэль Кимболл, это самолет мистера Кимболла.

– Вот как. Один из четверки.

– Да.

Я кивнул и вернулся к фактам. Теперь я мог перейти к гольфу. Питер Оливер Барстоу отнюдь не был его фанатом, сообщила Сара Барстоу. В университете он играл редко, а летом не чаще одного-двух раз в неделю. Покойный ректор почти всегда отправлялся для игры в «Грин медоу», членом которого являлся. Естественно, в его распоряжении был шкафчик, где он хранил спортивный инвентарь. Если учесть довольно редкую практику, то играл он неплохо, набирая в среднем девяносто пять – сто очков. Как правило, играл он с друзьями своего возраста, реже – с дочерью или сыном. Его жена никогда не пыталась пристраститься к гольфу. Четверка, которая вышла на поле в то роковое воскресенье, состояла из Э. Д. Кимболла, его сына Мануэля, Барстоу и его сына Лоуренса. Прежде в подобном составе они никогда не собирались. Во всяком случае, так полагала мисс Барстоу. Возможно, это вышло случайно из-за соседства. Брат не упоминал, что об игре договаривались заранее, хотя ей было известно, что иногда он играл с Мануэлем. Особенно она сомневалась в предварительной договоренности по той причине, что то было первое появление отца в «Грин медоу» этим летом. Из-за состояния миссис Барстоу семья переехала в Уэстчестер на три недели раньше обычного, и ректор планировал вернуться в университет вечером того же воскресенья.

После этих слов Сара Барстоу замолчала. Я оторвался от записи и взглянул на нее. Сцепив пальцы, она смотрела куда-то вдаль за дорожку. Наконец Сара Барстоу тихо произнесла, ни к кому не обращаясь:

– Теперь он никогда туда не вернется. Все, что он хотел сделать… все, что он сделал бы… Никогда…