Острие копья

С утра моросило, но меня это совершенно не беспокоило. Я позавтракал и велел Фрицу держать дверь на засове, пока меня не будет, а затем, в легком плаще и прорезиненной шляпе, посвистывая, отправился в гараж. Одним из поводов для радости послужила статья в утренней газете, в которой говорилось, что власти Уайт-Плейнса склоняются к версии, что смерть Питера Оливера Барстоу была вызвана случайным укусом змеи и что различные прочие обстоятельства трагедии, не связанные с данной версией, могут объясняться лишь совпадением. Было бы здорово позвонить Гарри Фостеру в «Газетт» и дать ему знать, что он, ничем не рискуя, может понатыкать булавок в кресло Андерсона, чтобы сбить с того спесь. Но от этого замысла пришлось отказаться, поскольку я не знал планов Вулфа. Другим поводом для радости было содержимое конверта, который Анна Фиоре все это время носила пришпиленным к чему-то под одеждой. Я буквально кусал себе локти, когда думал о том, что конвертик наверняка был при ней и в тот день, когда мы с Марией Маффеи заезжали на Салливан-стрит. Положительно, я лишился нюха, если не учуял его тогда. Но возможно, оно и к лучшему. Если бы Анна отдала его Марии Маффеи, кто знает, что бы тогда произошло?

Я позвонил Барстоу из города, и, когда прибыл туда около половины десятого, Сара Барстоу уже ожидала меня. За четыре дня, прошедшие с нашей последней встречи, в ее цветовой гамме определенно произошли изменения. Щечки так и хочется ущипнуть, плечи расправились, и вся понурость исчезла. Когда она вошла, я встал со своего места в солярии, который в тот день можно было назвать акварием. Мисс Барстоу пожала мне руку. Потом сообщила, что ее мать снова в порядке и на этот раз доктор Брэдфорд надеется на окончательное выздоровление. А после она спросила, не подать ли мне стакан молока!

– Пожалуй, нет, – хмыкнул я. – Благодарю. Как я сказал по телефону, мисс Барстоу, на сей раз мой визит носит деловой характер. Вот прошлый – помните? – был дружеским. А этот – деловой. – Я достал из кармана конверт, извлек из него десятку и протянул ей. – Ниро Вулф сформулировал вопрос так: зачем вам надо было уродовать валюту Соединенных Штатов?

Секунду она смотрела на купюру озадаченно, затем улыбнулась, а потом на ее лицо легла тень – тень ее мертвого отца.

– Где же вы… где вы это взяли?

– Да так, барахольщик подкинул. Но как здесь оказались ваши имена? Вы сами расписывались?

– Да, мы все расписались, – кивнула она. – Кажется, я рассказывала вам – ведь рассказывала? – что однажды прошлым летом Ларри и Мануэль Кимболл играли партию в теннис, а мы с отцом исполняли роли арбитра и судьи на линии. Они поспорили, и Ларри проиграл мистеру Кимболлу десять долларов. А тот захотел, чтобы мы расписались на купюре на память. Мы сидели… на боковой террасе…

– И Мануэль Кимболл забрал купюру?

– Конечно. Он же выиграл ее.

– И это именно она?

– Разумеется. Ведь на ней стоят наши подписи. Мистер Гудвин, простите за любопытство, но откуда она у вас?

Я взял банкноту, аккуратно убрал ее в конверт – не тот, который использовал Карло Маффеи, а в патентованный такой, с зажимом, чтобы подписи не стерлись, так как они уже немного осыпались, – и положил в карман.

– Простите, мисс Барстоу, но пока я не вправе удовлетворить ваше любопытство. С этим придется подождать. Недолго, я надеюсь. Могу лишь сказать, без всякого намерения оскорбить вас, что выглядите вы восхитительно. Когда вы вошли, я даже подумал, что был бы не прочь ущипнуть вас за щечку.

– Что?! – Она в изумлении уставилась на меня, а потом рассмеялась. – Это комплимент?

– Несомненно. Если бы вы только знали, сколько щечек я даже не помышлял ущипнуть. До свидания, мисс Барстоу.

Мы пожали друг другу руки, а она все смеялась.

Вновь направляясь на юг сквозь морось, я размышлял о том, что десятка все окончательно решила. Остальные три предмета в конверте Маффеи являлись хорошими уликами, но купюра не могла принадлежать никому, кроме Мануэля Кимболла. Интересно, как она оказалась у Карло Маффеи? Может, Мануэль Кимболл хранил ее в бумажнике в качестве сувенира? Наверняка он расплачивался с Маффеи за изготовление драйвера – раз или два – в каких-нибудь темных местах, подальше от света и посторонних глаз. Должно быть, в темноте этот сувенир и перекочевал к Маффеи. Возможно, Мануэль позже обнаружил свою оплошность и потребовал купюру назад. Маффеи же заявил, что потратил ее, не обратив внимания на подписи. Это-то и могло возбудить у Мануэля первые подозрения относительно итальянца. И уж точно эта десятка объясняла, как Маффеи догадался о значимости смерти Питера Оливера Барстоу и обстоятельств, при которых она наступила, ведь это имя, а также имена двух других Барстоу значились на купюре, которую он специально сохранил.

Да уж, Мануэль Кимболл еще не раз пожалеет, что когда-то выиграл ту теннисную партию.