ОстротА. Записки русского бойца из ада

Затем еще какой-то вопрос, затем еще. Часы подсказывали, что время неумолимо движется вперед — скоро два ночи, а это значит, что мне надо будет иди в прихожую и выслушивать вражеские дроны в надежде приземлить что-то кроме машинки коллег. Сколько осталось? Час, сорок минут, пятнадцать минут. Вроде я даже не сумел провалиться в то странное положение, когда ты вроде бы и не спишь и контролируешь все происходящее вокруг, но время идет быстро и есть хоть какое-то ощущение отдыха. Видимо, ОстротА продолжала покалывать мою кожу через спальник и куртку, продолжая вызывать приливы адреналина и не давая мозгу отключиться. Сколько раз я уже спал на передовой, а сейчас все как-то не так, все не дает покоя.

Заснуть я уже отчаялся, когда в комнате в очередной раз появился ротный.

— Командир, а в Шервудском лесу было жестче, чем здесь?

На некоторое время в воздухе повисла тишина.

— Да примерно так же было, — ответил после весьма продолжительного раздумья командир, — там людей очень не хватало. И поступали постоянные приказы идти вперед. Мы, может, продвигаться и могли, только занимать и удерживать позиции было некому. Да и вообще, лес…

Реальность показала, что под Угледаром было все-таки жестче, чем у весьма известного в узких кругах Шервуда. За несколько дней в этой местности «Легион» порядком потрепало — было много раненых, один пропавший без вести, в то время как в лесах легионерам удавалось воевать дольше и с большими успехами. Да и вообще, война в каждой локации, где мне доводилось бывать, была немного иной, да и там не была статична — все постоянно менялось, и даже на одном фронте, в считаных сотнях метров друг от друга, воеваться могло совсем по-другому. Как рассказывал мне боевой товарищ — они притаскивают раненых из места, которое с полным правом можно было бы назвать адом, в ближайшую точку эвакуации, расположенную от ада в паре сотен метров, а там донецкие мобилизованные флегматично перекрашивают белый щит в болотный цвет, не особо заботясь о том, что совсем неподалеку борются за свою жизнь и зачастую проигрывают в этой борьбе их соратники.

Командир, кажется, спал, а мои часы подсказывали, что пора идти караулить вражеских «птичек». Занятие было, прямо скажем, бестолковым, однако отданному приказу надо было следовать. Поэтому я нехотя уселся на какую-то коробку и начал смотреть в ночную серость, тщетно пытаясь услышать стрекот пропеллеров над головой. Но даже если услышу, то что дальше? Увидеть его у меня не получится, шум пушки будет перебивать звук от пропеллера, ничем хорошим это не закончится. Просто бесполезная трата времени и сил. Но зато уже совсем скоро, через неполные два часа, ребята отправятся на выход, копать блиндажи, возьмут с собой пушку, а я вернусь в свою условную «зону комфорта», то есть в спальник. Может, на этот раз из этого что-то получится.

На самом деле проблемы со сном и едой — это самое мерзкое, что можно себе представить. Помнится, в Поповом лесу, где я просто работал, делая один трехчасовой вылет в день, я мог себе позволить спать по десять часов в сутки, оставаясь при этом в уютном блиндажике. Пусть наши продукты подъедали мыши, пусть приходилось есть хлеб в перчатках, потому что он был в грязи и скрипел на зубах землей, но жизнь в Поповом лесу — одно из самых приятных моих воспоминаний. Потому что ни во сне, ни в еде, ни в боевых задачах особой нужды не было.

Здесь время тянулось куда дольше, чем в спальнике. Сколько мне еще стоять? Сейчас уже без десяти четыре, нужно идти будить парней, которые пойдут развлекаться с тротилом и противотанковыми минами.

— Командир, без десяти четыре. Вы собирались пойти блиндаж возводить.

В ответ донеслось что-то не очень вразумительное. С другой стороны, сам же собирался идти, наверное, сейчас проснется.

Дом постепенно наполнялся шорохами от происходящих сборов. Где-то кряхтел, натягивая броню, Гиннес, в погребе собирался морпех с позывным «Капитан», только ротный по-прежнему не подавал признаков жизни.

— Без пяти четыре, парни собрались уже, — более настойчиво оповестил я, и в темноте грузная фигура командира села на кровати.

— Граф, ты же со взрывчаткой обращаться умеешь?

— Умею, — воодушевленно ответил я. Дело начинало пахнуть тротиловыми шашками в больших объемах. Да и чего там было уметь? Я присутствовал на занятии по возведению блиндажей при помощи взрывчатки, что мы проводили более полутора суток назад. Тротил, огнепроводный шнур, взрыватель с чекой, клейкий скотч и противотанковая мина, она же «советский робот-пылесос», — вот и все, чем нам надо было уметь пользоваться. Оружие и прочие приблуды, приспособленные для ведения боевых действий, как правило, не требовали каких-то особых компетенций или просто уровня IQ выше среднего — все было сделано для того, чтобы не особо мозговитый боец мог воспользоваться ими после очень короткого инструктажа.

— Ну вот, бери Гиннеса, Капитана, и идите. Выбирай место, подрывайте две мины, раскапываете, возвращайтесь.

— Сначала одну закапываем, подрываем, потом еще одну вглубь закапываем?

— Да.

— Принято.