ОстротА. Записки русского бойца из ада

Действительно, без рации я как без рук. Постоянно на связи, постоянно какая-то херня. Правда, были у этого и определенные минусы — вечный бубнеж рации и переговоры, которые тебе слушать было не нужно вообще. Периодически это бывало даже забавным — например, когда один из наших с позывным «Гад» вызывал человека с позывным «Преступник», меня это каждый раз очень смешило.

— Преступник — Гаду, Преступник — Гаду. Наши отработали по цели?

Мне даже неловко становилось за подобное — позывными и переговорами подтверждаем самые худшие стереотипы о русской армии как о сборище негодяев, что действительности на самом деле вообще не соответствует. А если вспоминать и пересказывать все диалоги, что постоянно происходили в рации, то объем этой повести увеличился бы раза в два, поэтому я их по большей части опускаю как ненадобные нюансы. Стоит, пожалуй, упомянуть лишь одну из бесед, которая запомнилась всем, кто ее слышал из раскиданных по занятой нами территориям раций.

— Жора, ты принимаешь? У них там бэха по Угледару ездит с надписью «Жора — лох» на башне, слышишь меня?

Судя по всему, Жора был каким-то совсем незадачливым артиллеристом, раз его решили мотивировать к совершению подвига при помощи откровенного глумления. Но вдруг это ему все-таки поможет? Потому что работа артиллерии с нашей стороны, которая, по идее, должна была подавлять постоянно ведущего огонь противника, откровенно оставляла желать лучшего.

Пятнадцать минут истекли, мины больше не падали. Настало время достать голову из духовки и выбраться из темноты в пространство чуть менее темное. Ночь была безлунная и беззвездная, но разница для долго и тщетно пытавшихся нащупать что-то в кромешном мраке глаз была колоссальной. Здесь весь мир хоть и был серым, блеклым и почти неразличимым, но он все-таки хоть как-то выделялся и позволял ориентироваться.

Вот те два пятна, которые, покачиваясь, двигались мне навстречу, — это по-любому командир со своим заместителем, что прибыл сегодня со второй группой бойцов. Они шли вдоль улицы, постепенно приближались и становились все более и более заметны.

— Командир! Барсук!

Я вынырнул из тени забора, под которой скрывался от возможного наблюдения с воздуха.

— Группы размещены в этом и этом доме, ждут. Обстрел был, никого не зацепило.

— Хорошо, двинули отсюда.

Барсук остался с размещенными в домиках бойцами, а мы с командиром побрели обратно к нашему расположению. Я на всякий пожарный включил пушку и направил ее пластиковый нос куда-то в сторону Угледара, откуда в любой момент могли показаться дроны. Шедший вслед за мной ротный вместо пушки сжимал в руках стандартную штыковую лопату, которой предполагалось сегодня ночью рыть блиндаж в открытом поле.

— Граф, давай быстрее, я еще не научился лопатой ВОГи отбивать, — пробурчал он откуда-то сзади. Нарисованная моим воображением картина, на который ротный героически отбивает падающие в нас ВОГи при помощи садового инструмента, меня позабавила, особенно если учесть его привычку всегда носить на спине еще одну лопатку. Здоровенный, но при этом спортивный и подвижный командир вполне мог бы орудовать двумя лопатками сразу, причем в прыжке.

— Возможно, сейчас самое время научиться, — съязвил я, прибавив шагу. Пушка пушкой, но попасть под очередной обстрел не хотелось совсем. К тому же она продемонстрировала не особо высокую эффективность, и повторять эксперимент с успевшим перезарядиться вражеским квадрокоптером не особо хотелось. Это предыдущая дуэль имела последствия сугубо в виде израсходованных боеприпасов, а результаты второй предсказать было невозможно.

Тем временем мы повернули, прокрались по тому, что раньше было огородами, и приблизились к нашему временному укрытию, манившему обещанием скорого отдыха. Развернутый мягкий и обволакивающий спальник должен был подарить мне несколько часов сна, прежде чем мы продолжим охотиться на танки, искать противника и заниматься прочими полагающимися фронтовым операторам БПЛА непотребствами.

Можно, наконец, отстегнуть защелку на подбородке, удерживающую шлем, можно стащить через голову опостылевший бронежилет. Это очень странный эффект — с одной стороны, ты сначала сращиваешься с броней до состояния второй кожи, с другой — когда ты от привычной и неотделимой второй кожи избавляешься, то становится безумно легко, хорошо и комфортно.

Итак, вот поломанная раскладушка, стоящая на куче хлама и строительного мусора, вот спальник, вот я, пытающийся устроиться поудобнее и получить немного отдыха. Но тишину время от времени прерывало шуршание раций, после чего ко мне регулярно возникали какие-то вопросы со стороны руководства.

— Граф, а где тот-то и тот-то?

— Первого я оставил в том укрытии, второго вообще не видел, — ответил я, не открывая глаз.