Остроумие мира

Известно, что в годы правления императора Павла I гостеприимство наших бар доходило до баснословных пределов. Ежедневный открытый стол на тридцать-пятьдесят человек было дело обыкновенное. Садились за этот стол кто хотел: не только родные и близкие знакомые, но и малознакомые, а иногда и вовсе не знакомые хозяину. Таковыми столами были преимущественно в Петербурге столы графа Шереметева и графа Разумовского. К одному из них повадился постоянно ходить один скромный искатель обедов и чуть ли не из сочинителей. Разумеется, он садился в конце стола, и также слуги обходили его. Однажды он почти голодный встал со стола. В этот день именно так случилось, что хозяин после обеда, проходя мимо, в первый раз заговорил с ним и спросил:

– Доволен ли ты?

– Доволен, ваше сиятельство, – отвечал он с низким поклоном, – мне все было видно.

Рассказывают, что однажды, находясь с графом Ф. В. Ростопчиным в обществе, где было много князей, император Павел спросил его:

– Скажи мне, отчего ты не князь?

После минутного колебания Федор Васильевич спросил императора, может ли он высказать настоящую причину, и, получив утвердительный ответ, сказал:

– Предок мой, выехавший в Россию, прибыл сюда зимой.

– Какое же отношение имеет время года к достоинству, которое ему было пожаловано? – спросил император.

– Когда татарский вельможа, – отвечал Ростопчин, – в первый раз являлся ко двору, ему предлагали на выбор или шубу, или княжеское достоинство. Предок мой приехал в жестокую зиму и отдал предпочтение шубе.

Ростопчин сидел в одном из парижских театров во время дебюта плохого актера. Публика страшно ему шикала, один Ростопчин аплодировал.

– Что это значит? – спросили его. – Зачем вы аплодируете?

– Боюсь, – отвечал Ростопчин, – что как сгонят его со сцены, то он отправится к нам в Россию учителем.

Сын Александра Львовича Нарышкина, славившегося привычкой не отдавать долги, в войну с французами получил от главнокомандующего приказ удержать важную позицию.

Государь сказал Нарышкину:

– Я боюсь за твоего сына: он занимает важнейший рубеж.

– Не опасайтесь, ваше величество, мой сын в меня: что займет, того не отдаст.

Граф Платов любил пить с прусским генералом Блюхером. Шампанского Платов не принимал, но был пристрастен к цимлянскому, которого имел порядочный запас. Бывало, сидят да молчат, да и налижутся. Блюхер в беспамятстве спустится под стол, а адъютанты его поднимут и отнесут в экипаж. Платов, оставшись один, всегда жалел о нем: «Люблю Блюхера, славный, приятный человек, одно в нем плохо: не выдерживает».

– Но, ваше сиятельство, – заметил однажды Николай Федорович Смирной, его адъютант и переводчик, – Блюхер не знает порусски, а вы по-немецки. Вы друг друга не понимаете, какое вы находите удовольствие в знакомстве с ним?

– Э! Как будто мне нужны разговоры; я и без разговоров знаю его душу. Он потому и приятен, что серьезный человек.

Нарышкин принес в подарок Александру I попугая. А у Нарышкина был друг, некто Гавриков, большой любитель пунша. Каждый раз, когда Гавриков навещал Нарышкина, хозяин обычно громко возглашал:

– Гаврикову пуншу!

Попугай, очень часто слыша эту фразу, заучил ее. Этот-то самый попугай и попал к императору. И вот вскоре после того, как птица переселилась во дворец, государь слушал своего секретаря, который громко читал ему список лиц, представленных к наградам. В этот список попал и Гавриков. Как только секретарь громко прочитал это имя, попугай тотчас закричал:

– Гаврикову пуншу, Гаврикову пуншу!

Александр взял бумагу и против имени Гаврикова написал: «Гаврикову пуншу».

Александр умел быть колким и учтивым. На маневрах он раз послал с приказанием князя П. П. Лопухина, который был столько же глуп, как красив. Вернувшись, тот все переврал, а государь ему сказал:

– И я дурак, что вас послал.

Л. Поль по оригиналу Кипренского. Конный портрет Александра I

Император Александр увидел, что на померанцевом дереве остался только один последний плод, и захотел его сберечь. Он приказал поставить туда часового. Померанец давно сгнил, и дерево поставили в оранжерею, а часового продолжали ставить у пустой беседки. Император проходил мимо и спросил часового, зачем он стоит.

– У померанца, ваше величество.

– У какого померанца?

– Не могу знать, ваше величество. Должно быть, покойник какой-то…

На Каменном острове, в оранжерее, император Александр I заметил однажды на дереве лимон необычайной величины. Он приказал принести его к себе тотчас же, как только он спадет с дерева. Усердные начальники приставили к лимону караульного офицера. Наконец лимон свалился. Караульный офицер спешит с ним во дворец. Было далеко за полночь, и государь уже лег в постель, но офицер приказывает камердинеру доложить о себе. Его призывают в спальню.

– Что случилось, – спрашивает встревоженный государь, – не пожар ли?

– Нет, ваше величество, – отвечает офицер, – о пожаре ничего не слыхать. А я принес вам лимон. – Какой лимон?

– Да тот, за которым ваше величество повелели иметь особое строжайшее наблюдение.