Остроумие мира

– Нептун! Твои коровы в моем огороде ходят, – заметил строго государь. – Смотри, под арест посажу!

– Не я виноват, – угрюмо ответил Нептун.

– Кто же?

– Жена.

– Ну, ее посажу!

– Давно пора, ваше величество!

Русский хирург Христиан Яковлевич Гюббенет, прославившийся во время Крымской войны 1853–1856 годов, имел брата – киевского полицмейстера, с которым у него были весьма натянутые отношения. Когда император Александр II вскоре после коронации приехал в Киев, ему в числе других профессоров университета представили и Гюббенета.

– А, так это ты брат здешнего полицмейстера? – рассеянно спросил император.

– Нет, ваше величество, – отрезал Гюббенет. – Это не я – его брат, а он – мой.

Суровый кавказский герой А. П. Ермолов иногда отпускал очень острые словечки. Так, когда он был еще командиром какой-то артиллерийской части, случилось, что он попал на смотр к знаменитому А. А. Аракчееву, и тот, найдя лошадей в плохом теле, грубо заметил Ермолову, что от этого, т. е. от состояния, в каком находятся вверенные ему кони, зависит вся его репутация.

– Знаю я, – мрачно ответил Ермолов, – что репутация человека часто зависит от скотов.

Художники Ж. Жакотте, Регаме по оригиналу И. И. Шарлеманя. Невский проспект. Фрагмент.

Встретив во дворце известнейшего остряка николаевских времен князя А. С. Меншикова, Ермолов остановился и разговорился с ним. Меншиков, взглянув в зеркало, заметил, что у него появилась борода, которой он два дня не брил.

– Чего же ты, – сказал ему Ермолов, – высунь язык, да и побрейся!

Христофор Иванович Бенкендорф (отец известного шефа жандармов, графа А. X. Бенкендорфа) был очень рассеян. Проезжая через какой-то город, зашел он на почту проведать, нет ли писем на его имя.

– Позвольте узнать фамилию вашего превосходительства? – спрашивает его почтмейстер.

– Моя фамилия? Моя фамилия? – повторяет он несколько раз и никак не может ее вспомнить. Наконец говорит, что придет после, и уходит. На улице встречается он со знакомым.

– Здравствуй, Бенкендорф!

– Как ты сказал? Да, да, Бенкендорф! – и тут же побежал на почту.

В какой-то торжественный день Остерман давал большой обед всем иностранным послам, находившимся в Петербурге. Во время обеда графу доложили, что его желает видеть преображенский солдат, присланный из дворца с письмом от императрицы. Граф тотчас велел пригласить посланного в столовую, вышел к нему навстречу, усадил, налил вина и вежливо попросил подождать несколько минут, пока он прочтет письмо и напишет ответ. Возвратившись из кабинета, Остерман снова осыпал посланца любезностями, заставил его выпить еще стакан и проводил до дверей. Иностранные послы были крайне удивлены такой чересчур натянутой вежливостью и даже несколько оскорбились. Остерман, заметив это, сказал им:

– Вас изумляет, господа, мое слишком предупредительное обращение с простым солдатом? Но ведь счастье так изменчиво и капризно в нашей стране. Кто знает, может быть, через несколько дней этот самый солдат сделается вдруг всесильным человеком.

Граф Ф. А. Остерман, человек замечательного ума и образования, отличался необыкновенной рассеянностью, особенно под старость.

Садясь иногда в кресло и принимая его за карету, Остерман приказывал везти себя в Сенат; за обедом плевал в тарелку своего соседа или чесал у него ногу, принимая ее за свою собственную; подбирал к себе края белого платья сидевших возле него дам, воображая, что поднимает свою салфетку; забывая надеть шляпу, гулял по городу с непокрытой головой или приезжал в гости в расстегнутом платье, приводя в стыд прекрасный пол. Часто вместо духов протирался чернилами и в таком виде являлся в приемный зал к ожидавшим его просителям; выходил на улице из кареты и более часу неподвижно стоял около какого-нибудь дома, уверяя лакея, «что не кончил еще своего занятия», между тем как из желоба капали дождевые капли; вступал с кем-либо в любопытный ученый разговор и, не окончив его, мгновенно засыпал; представлял императрице вместо рапортов счета, поданные ему сапожником или портным, и т. п.

Раз правитель канцелярии поднес ему для подписи какую-то бумагу. Остерман взял перо, задумался, начал тереть себе лоб, не выводя ни одной черты, наконец вскочил со стула и в нетерпении закричал правителю канцелярии:

– Однако ж, черт возьми, скажи мне, пожалуйста, кто я такой и как меня зовут!

Генерал Сидоренко получил орден Белого орла. Государь, увидав его во дворце, заметил, что этого ордена на нем не было, и, думая, что ему, быть может, еще неизвестно о монаршей милости, так как пожалование только что состоялось, спросил его:

– Ты получил Белого орла, которого я дал тебе?

– Получал, ваше величество, – ответил Сидоренко со своим неискоренимым хохлацким выговором. – Да чем я того орла кормить буду?

Государь рассмеялся и назначил ему аренду.