Остров

Предчувствие не обмануло Марию. Немного погодя, в самый тихий час ночи, в тот момент, когда окончательно угасает людской шум, но еще не начали утреннюю песню птицы, Элпида испустила последний вздох и покинула этот мир. Наконец-то она освободилась от своего искалеченного тела. Мария плакала, пока у нее не иссякли слезы и силы. Она горевала не только по этой пожилой женщине, подарившей ей так много тепла и дружбы с тех пор, как девушка приехала на этот остров, но и по своей матери, чьи последние дни могли быть такими же страшными, как последние дни Элпиды.

Похороны Элпиды Контомарис стали событием, которое заставило всех жителей острова прийти в маленькую церковь Святого Пантелеймона. Священник читал службу прямо в дверях, чтобы все те, кто стоял снаружи, под жгучим солнцем, могли разделить горе с теми, кто набился внутрь, в прохладу. Когда все было прочитано, усыпанный цветами гроб понесли во главе длинной процессии, медленно продвигавшейся вверх по склону холма, мимо госпиталя и «блока», к незаселенной части острова, где крутой скалистый обрыв падал прямо в темные стигийские воды. Кое-кто из стариков ехал на осликах, другие шли, ступая медленно и осторожно, и добрались до кладбища уже после того, как тело опустили в землю.

Стояла последняя неделя июля, а двадцать седьмого числа был день святого Пантелеймона. Время казалось и хорошим, и плохим для этого праздника. Поскольку умерла одна из самых любимых в общине женщин, святой покровитель, похоже, не слишком хорошо справлялся со своим делом. Но многие жители Спиналонги, получавшие новое лекарство, явно шли на поправку. У одних перестали появляться новые язвы, у других, когда кровь начала возвращаться в пораженные ткани, отчасти восстановилась чувствительность. Всем казалось, что чудо вот-вот свершится. И праздник святого Пантелеймона должен состояться, пусть даже многие продолжали горевать о потере подруги.

Накануне праздника, ночью, был испечен особый хлеб и печенье, а в сам этот день люди потоком шли в церковь, чтобы зажечь свечи и помолиться. Вечером были танцы и песни, и то недоверие, которое до сих пор сопровождало последние дни святого, на этот раз рассеялось. Когда ветер дул в сторону Крита, жители Плаки время от времени слышали звуки лиры и флейт, долетавшие до них через пролив.

– Люди нуждаются в будущем, – заметила Мария, когда на следующей неделе Киритсис сидел за ее столом. – Даже если они не уверены в том, что оно им принесет.

– А что они говорят, вы слышали? – спросил Киритсис.

Мария была его связной с реальным миром колонии прокаженных.

– Об отъезде пока никто не помышляет, – ответила она. – Думаю, мы все понимаем, что это только начало. Но настроение изменилось. А те, кто еще не получает лекарство, начинают беспокоиться. Они ведь понимают, какое это имеет значение.

– Да, это важно. Конечно, может показаться, что все происходит слишком медленно, но я обещаю: все действительно изменится.

– Насколько медленно? – спросила Мария.

Это был вопрос о том, как скоро они смогут заговорить о главном.

– Даже если бацилла потеряет активность, необходимо продолжать лечение еще год или два, в зависимости от тяжести случая, – ответил Киритсис.

В сравнении с тем, как долго существовала эта древняя болезнь, старейшая из известных человечеству, год или два казались мгновением ока. Но когда Киритсис посмотрел на Марию, он понял: ему это время покажется вечностью. И ей тоже, хотя ни один из них не мог этого сказать.

И как бы для того, чтобы уравновесить смерть и жизнь, в конце августа пришла весть о том, что Анна родила. Как-то утром в пятницу Гиоргис сообщил об этом Марии. Он еще не видел младенца, девочку, но Антонис накануне вечером примчался в Плаку, чтобы сообщить ему об этом. Роды были нелегкими. Анна болела несколько последних недель беременности, и все происходило тяжело и очень долго. Теперь же, хотя Анна все еще была слаба, врач заверил ее, что она быстро поправится и будет готова обзавестись вторым малышом. Вот уж этого Анна хотела в последнюю очередь. Но малышка, к счастью, родилась здоровенькой.

Появление в семье нового члена смягчило Александроса Вандулакиса по отношению к Гиоргису Петракису, и он почувствовал, что настал подходящий момент для примирения. Старик уже получил свое. И несколько дней спустя Гиоргис получил приглашение на крестины. Они должны были состояться на следующей неделе, после чего предполагались пир и всеобщее веселье, для которых жителям Крита годился любой повод. А уж появление в семье Вандулакис младенца после почти десятилетнего ожидания было причиной для грандиозного празднества в обеих семьях и во всей деревне.

Никому ведь не нравится нарушение естественного порядка вещей, когда люди, владеющие землями и дающие другим работу, не могут произвести на свет наследника. Но теперь Анна Вандулакис наконец-то родила, и никто не сомневался в том, что за первым ребенком последует второй и, конечно же, это будет мальчик. Это бы гарантировало, раз и навсегда, что извечный порядок будет соблюдаться и следующим поколением.