Остров

Когда начались танцы, все желающие присоединились к ним, а остальные стояли в сторонке, наблюдая. Гиоргис, держа в руке стакан, смотрел на танцующего Маноли. Стройная фигура и энергичные движения, вместе с его широкой улыбкой и тем, как он приободрял других восклицаниями, делали Маноли центром внимания. Во время первого танца он все кружил и кружил свою партнершу, пока у зрителей не зарябило в глазах.

Ритмичный бой барабана и нежные звуки лиры зачаровывали, но что действительно захватывало, так это зрелище человека, полностью отдававшегося звукам музыки. Люди видели перед собой мужчину с редкой способностью жить мгновением, мужчину, которому было абсолютно безразлично, что о нем подумают.

Гиоргис вдруг заметил, что рядом с ним стоит дочь. Он ощутил тепло тела Анны еще до того, как увидел ее, но, пока музыка не умолкла, говорить было бессмысленно. Шум все заглушал. Анна сжала руки, снова разжала их, и Гиоргис почувствовал ее волнение. Ей отчаянно хотелось присоединиться к танцующим, и когда музыка наконец умолкла и в круг вышли новые люди, Анна быстро скользнула к ним. К Маноли.

Зазвучала новая мелодия. Она была более сдержанной, более ровной, танцоры, высоко вскинув голову, раскачивались взад-вперед, вправо и влево. Гиоргис несколько мгновений наблюдал за ними. Когда он наконец разглядел Анну сквозь лес взлетающих вверх рук и изгибающихся тел, он заметил, что она явно расслабилась. Анна улыбалась и обменивалась замечаниями с партнером.

Пока его дочь увлеклась танцем, Гиоргис воспользовался моментом, чтобы уйти. Его грузовик уже миновал подъездную дорогу и повернул на шоссе, а Гиоргис все еще слышал звуки музыки. Добравшись до Плаки, он остановился около бара. Здесь он мог найти спокойное общество старых друзей и тихий уголок, где можно посидеть и подумать о прошедшем дне.

И на следующий день вовсе не Гиоргис, а Фотини, которой все описал ее брат Антонис, в подробностях рассказывала Марии о крещении.

– Он не желал даже на минутку отдавать девочку! – сердито говорила Фотини, обозленная наглостью Маноли.

– Ты думаешь, Андреаса это задело? – спросила Мария.

– Да с чего бы? – удивилась Фотини. – Он же ничего не подозревает! Да и в любом случае это лишь дало ему свободу, он занимался соседями и другими гостями. Знаешь ведь, как он сосредоточен на делах имения, ему бы только и говорить что об урожае на полях да о том, сколько тонн оливок было собрано.

– Но тебе кажется, что Анна даже не хотела взять девочку на руки?

– Я, честно говоря, не думаю, что она испытывает материнские чувства. Когда родился Маттеос, я вообще не спускала его с рук. Но у всех все по-разному бывает, а Анну ребенок не слишком интересует.

– Зато, полагаю, у Маноли теперь есть прекрасный повод завладеть малышкой. От крестного отца именно этого и ожидают, – сказала Мария. – И если София действительно его дочь, ни у кого не вызовет подозрений, если он станет постоянно заботиться о ней.

Женщины некоторое время молчали. Они понемножку пили кофе, наконец Мария снова заговорила:

– Значит, ты уверена, что София – дочь Маноли?

– Да я понятия не имею, – ответила Фотини. – Но он явно испытывает к ней очень сильные чувства.

Андреас был в восторге от рождения Софии, но в последующие месяцы стал беспокоиться из-за жены. Анна выглядела больной и усталой, хотя и приободрялась, когда в гости приходил Маноли. Во время крещения Андреас не заметил той энергии, что вспыхивала между его женой и двоюродным братом, но шли месяцы, и Андреас начал задаваться вопросом: почему Маноли так много времени проводит в их доме? Одно дело – его положение члена семьи, а теперь еще и крестного отца Софии, и совсем другое – слишком частое появление в доме.

Андреас начал замечать, как меняется настроение Анны в ту самую минуту, когда Маноли уходит: вот она только что была веселой, а теперь хмурится. Наконец он обратил внимание на то, что самые теплые улыбки жены предназначены его кузену. Андреас старался выбросить из головы такие мысли, но было и кое-что другое, пробуждавшее в нем подозрения. Как-то вечером он вернулся с полей и увидел, что постель не застелена. Это случилось и еще несколько раз; кроме того, он замечал иногда, что простыни смяты.

– Что такое происходит с горничной? – спросил он. – Если она не выполняет свои обязанности, ее нужно уволить.

Анна пообещала поговорить с девушкой, и некоторое время Андреас не находил причин для недовольства.

Жизнь на Спиналонге текла как прежде. Доктор Лапакис приезжал и уезжал каждый день, а доктор Киритсис теперь добирался на остров из Ираклиона трижды в неделю. В один из осенних вечеров, когда он уже направлялся со Спиналонги обратно в Плаку, кое-что сильно поразило его. Уже спустились сумерки; солнце ушло за горы, лишив линию побережья света и погрузив ее почти в темноту. Но когда доктор оглянулся, то увидел, что Спиналонга все еще купается в золоте последних солнечных лучей. И это показалось Киритсису знаменательным.