Остров

Одежду я так и не постирал. Ну и наплевать. Я вышел следом за Мирандой Пенкрофт из Голубой лагуны и вернулся к ребятам, чувствуя, что ростом сделался выше трех метров. Я был уверен, что она ко мне прониклась потому, что я так круто показал себя с утра на берегу и потом у самолета. Пенкрофт, должно быть, нравится тот, кто сумеет встать во главе, и в тот момент это был я. И я твердо решил не выпускать более командование из своих рук. Меня пожирало желание покрасоваться; будь я павлином, я бы распустил хвост. И мне казалось, есть способ укрепить мой авторитет. Самый элементарный фокус пещерного человека, вот что следовало проделать: разжечь огонь.

Когда мы вернулись на берег океана, мы рассеялись в разные стороны. Кто-то устроился подремать в тени пальм, кто-то бродил по кромке воды, а Пенкрофт — как всегда, я следил именно за ней — развлекалась, рисуя пальцем смайлики на песке. Вечером она будет греть свои кофейного оттенка ноги перед моим костром, золотой отблеск высветит идеальные черты ее лица.

Я пошел в дюны. Один, никто за мной не последовал, и меня это устраивало. Идея моя изначально заключалась в том, чтобы найти иллюминатор и с его помощью, как увеличительным стеклом, собрать лучи солнца. Это не вышло, потому что все стекла с самолета куда-то таинственно исчезли, и даже стаканчиков не осталось. Я читал в интернете, что можно зажечь огонь и с помощью донышка от баночки колы — по-видимому, изгиб у нее как раз подходящий, и если хорошенько наблистить металл, он тоже сумеет сконцентрировать лучи, и огонь загорится. Но я сомневался, годятся ли для этого маленькие баночки с самолета, а других у нас не было. Мы набрали достаточно чипсов и орехов, чтобы продержаться еще день — или даже два, если ввести рационирование, — но потом нужно охотиться и готовить мясо, иначе придется выживать на этих противных ягодах, от которых бурчит в животе. Я должен был найти способ развести костер не только ради тепла и пищи, но и ради собственной репутации.

Ответ, разумеется, находился буквально у меня перед глазами. Я читал «Повелителя мух», и хотя эта книга не входит в первую десятку моих любимых робинзонад (я предпочитаю, когда потерпевший крушение оказывается в полном одиночестве, это моя излюбленная фантазия), я все-таки припомнил тот момент, когда огонь разводят с помощью очков Хрюши. Этот метод восходит к древности, когда использовали «зажигательное стекло» — по-моему, более клевого наименования для инструмента, которым зажигаешь костер, и не выдумать.

Но должен вас предупредить: зажигательное стекло оказалось вовсе не столь простым в использовании, как мне думалось. Всю вторую половину дня я просидел в дюнах, на палящей жаре, пытаясь направить сквозь стекла моих очков солнечные лучи на кучку сухих водорослей. Нагреваться водоросли нагревались, но искра не появлялась, ничего не происходило. Я уж подумал: Уильям Голдинг ерунду порет. Или же линзы в очках у Хрюши были толще моих — у меня ведь нормальное зрение и очки мне, собственно, и не были нужны, так что в них стояли тонкие стекла на минус одну диоптрию. В качестве лупы они не годились. Потом я долго сидел, таращился на зажатые в руке очки, вертел их так и сяк, а за спиной негромко рокотало море и солнце пригревало макушку. Интересное дело — трава не загорается, а кожа на мне чуть ли не волдырями пошла. А потом я припомнил кое-что из конспектов, которых столько понаписал для Первых из Осни. Насчет воды и ее способности преломлять свет.

Я вернулся к океану. Как раз и прилив начался, смыл все нарисованные Пенкрофт смайлики, смешные рожицы с сердечками вместо глаз, губами, сложенными в поцелуе, и призрак Снэпчата растворились на моих глазах. Прилив поднимался, близилась ночь. Времени оставалось мало. Сначала я окунул в волны лицо, чтобы охладить голову и вернуть ясность мыслям, отбросил челку с глаз. Потом, стоя по щиколотку в воде и глядя в бескрайнее море, я собрался с духом и проделал нечто глубоко символическое: взялся за дужки обеими руками и сломал свои очки.

Совершенно другое дело — когда ломаешь их сам. Вдохновляет и прибавляет сил. Я вытащил линзы из развалившейся черной оправы и окунул их в соленую воду. Они заиграли радугой. Затем я сложил линзы, зажав между ними тонкий слой воды, сверкавший, словно кристалл. Я понес этот сэндвич из стекла и воды, умещавшийся в ямочке моей ладони, обратно в дюны, а соленые волосы шуршали мне в уши: «Спеши, спеши, спеши».