Остров

Я сделал новую попытку, на этот раз шепча заклинание: «Давай, детка, гори! Давай, детка, гори!» Не знаю, сработала ли моя самодельная молитва, или солнце как раз опустилось и оказалось под нужным углом, или вода удвоила силу линз, но так или иначе зажигательное стекло наконец сделало свое дело. Я попал в идеальную точку, по кучке водорослей вдруг расползлось золотистое пятнышко, собралось в булавочную головку, задымило. Сердце забилось чуть ли не в горле, я принялся осторожно дуть на этот дымок, искра превратилась в золотого червяка, червяк набросился на водоросли и стал пожирать их, жирея на глазах. Я снова вырос до трех с лишним метров. Огонь утвердил человека господином над животными, королем джунглей. Огонь подчинялся моему приказу.

Но вдруг я запаниковал. Только теперь, когда искра задымила, разрослась и вот уже весело потрескивал огонь, я сообразил, что вовсе не надеялся на успех — и не запасся топливом. Я огляделся в поисках хоть чего-то подходящего, обнаружил заросли бамбука на краю, где кончалась невзрачная трава дюн, бросился туда и надергал сухих бледных стеблей. Я тянул их и рвал, пока они не выскакивали из земли. Живые, зеленые побеги я не трогал, они бы не стали гореть, в них слишком много сока. Так я метался и торопливо кормил прожорливого красного монстра, пока пламя не взметнулось так высоко, что все его заметили и примчались, ликующе вопя.

Клуб «Завтрак» орал и скакал, как положено дикарям, плясал вокруг священного огня.

— Поддай жару! — восклицал Тюрк, и его подделка под бандитскую речь впервые оказалась уместной.

И мы, будто на пикнике, уселись вокруг костра и угостились каждый пакетиком чипсов и пакетиком сухарей: ведь теперь нам не придется растягивать запасы до прибытия спасателей, мы уже завтра будем пировать по-королевски. Разговоры, что типично для клуба «Завтрак», вращались вокруг еды.

— У нас будет нормальный хавчик.

— Поймаем ту козу, что видели по дороге.

— Птиц тоже можно ловить.

— В озере наверняка есть рыба. Будем ее жарить.

— Рыбу еще надо выудить, — вмешался я. Пора было слегка остудить их пыл. — Надо из чего-то сделать леску. Поскольку обувь у всех таинственно исчезла, шнурков у нас нет.

— Может, сгодится лоза или что-то в этом роде? — предложил Тюрк. — Как Тарзану.

— Нам сегодня не встречалась лоза, — сказал я. — Может быть, удастся нащипать из бамбука. Он довольно волокнистый. Но будет непросто. Или можно повыдергивать нитки из собственной одежды, но мокрые нитки легко рвутся. К тому же нам не во что переодеться, ведь багаж пропал.

Мы немного помолчали, созерцая гипнотизирующее чудо огня. Слишком быстро языки пламени поникли, и костер, вместо того чтобы ярко гореть всю ночь, как я на то рассчитывал, превратился в мерцающие оранжевым отблеском угли — теперь он давал только свет, но не тепло.

— Давай, детка, — позвал Лоам Миранду.

Те же слова, что я говорил, разжигая огонь, и он тоже уговаривал ее, разжигал. Помог ей подняться, и они ушли в ночь, обвиваясь друг вокруг друга. Мне поплохело при мысли о том, чем они займутся вдвоем в темноте.

И все начали расходиться, устраиваться на ночь в дюнах. План мой не осуществился: я-то хотел, чтобы все улеглись вокруг моего костра, и не то чтобы пели походные песни и жарили маршмэллоу, но хотя бы славили меня, Линка, божество огня. Моя недолгая власть рассыпалась. И топливо закончилось. Я повыдергивал весь сухой бамбук на краю леса. До пальмовых листьев не дотянуться, они слишком высоко, а в заросли идти далеко, и огонь успеет погаснуть прежде, чем я вернусь. Я облажался. Бамбук — неудачное топливо. Из него, верно, получается хороший строительный материал и можно делать сосуды и трубы для ирригации и так далее, но в качестве дров — ерунда. В нем внутри полно легковоспламеняющегося губчатого такого вещества, который прогорает за пять минут, и все. Завтра я добуду нормальные дрова, может, пальму сумею срубить, но как быть сегодня? Огонь наделил меня властью, но вместе с ним угасала и эта власть. За пределами круга света, в темноте, мало ли что может произойти. Может, мои одноклассники вновь сделаются теми гадами, что травили меня, может, сговорятся и выскочат из тьмы, набросятся?

Перед костром вдруг возник девичий силуэт. На миг мне показалось, это Миранда, вернулась поклониться огню. Фигура пересекла освещенное огнем место и уселась рядом со мной, скрестив ноги. То была Джун Ам Ли.

Она ничего не сказала, только швырнула в огонь какой-то темный предмет, взметнулись искры. Я испугался — она что же, нарочно гасит костер? — и на том месте, где во мне погасла сила, разгорелся гнев. Но тут огонь принялся лизать упавший в него предмет, и форма этого предмета проступила, безошибочно узнаваемая. Лакированное темное дерево, изящные изгибы скрипки.

— Что-о?

Я обернулся к Ли. Темные глаза и слишком прямые, как будто лакированные волосы отражали отблески огня, лицо ее стало более расслабленным и умиротворенным, чем когда-либо в школе.

— Ли? Что за черт? Это же твоя скрипка!

— Наплевать, — заявила она. — Я ее ненавижу.