Сейчас я расколю его, мы выпьем сладкий сок, и все убедятся, как я хорош. Я надену зеленую шляпу чемпиона, и все будут приветствовать меня, их клики вознесутся к небесам. И тогда я отдам приказ, который втайне (поначалу даже от себя) готовил с тех самых пор, как очнулся на этом острове: пусть зовут меня «Президент Линкольн». Глядя в освещенные огнем, дикарские, полные обожания лица, я знал: все будут согласны. И вот в разгар общего безумия под сладостную музыку — мое собственное имя, повторяемое снова и снова — я поднял посох и обрушил его на зеленую сферу. Она аккуратно раскололась по надрезу, и что-то выкатилось наружу.
Что-то немыслимое.
Видеокамера.
35
Остров любви
Мы сидели вокруг костра, совершенно протрезвевшие, зеленый шар занимал свое место в круге, словно еще один член клуба «Завтрак». Камеру держал я, Четверть. Черная, маленькая, но тяжелая. В одном углу ее горел крохотный злобный огонек, одинокий красный глаз. Никаких проводов. Прочный защитный футляр.
Все смотрели на меня так, словно камера была раковиной-рогом из «Повелителя мух», словно я имел право говорить первым лишь потому, что держал ее в руках. Но я не мог ни слова из себя выдавить. Поразительно, как одна мысль, что твои слова записываются, запирает рот на замок.
— Господибожемой, — пробормотала Миранда. — Мы участвуем в телешоу.
— В реалити-шоу, — уточнила Джун.
— Это невозможно. — Ко мне вернулся наконец голос. — Для этого мы должны были бы заполнить анкеты, дать согласие на обработку персональных данных, еще нужно разрешение от родителей и тому подобное. Мы же не подписывались…
— Подписывались вообще-то, — заметила Флора. — Мы все заполняли бумаги для летнего лагеря. И родители подписывали. В таких бумагах часто где-нибудь написано: поставьте галочку, если даете разрешение на фото или видеосъемку. Видимо, это, — кивком она указала на камеру, — упоминалось мелким шрифтом.
— Очень мелким, — проворчал я. — Это же летний лагерь «Подготовки к взрослой жизни».
И тут высказался Гил:
— Если это что-то вроде «Выжившего», так вполне себе подготовка к самостоятельной жизни.
— Это не «Выживший».
Мы все обернулись к Миранде, удивившись ее уверенности.
— Оглянитесь же, — сказала она. — Семеро загорелых подростков. Это «Остров любви».
— Что такое, черт бы его побрал, «Остров любви»? — спросила Флора.
— Компания ребят на острове. Они разбиваются на пары, и самая популярная пара выигрывает пятьдесят тысяч.
— Фу, — сказала Флора, — это отвратительно. Более тупой и легкомысленной идеи телешоу я в жизни своей не слышала.
Миранда откинула волосы с лица.
— Но ведь я верно угадала?
Мы переглянулись и вдруг застеснялись. У меня сердце ухнуло. Если она права, если это шоу со свиданиями, тогда мне конец. Все разобьются на пары, а я опять останусь не у дел, как всегда, когда набирали команду. Миранда попросту вернется к Себу, Джун, скорее всего, выберет Ральфа, а Гил и Флора, и так сдружившиеся теперь, когда оба стали Вторыми, вполне могут заключить соглашение и тоже попытаться стать победителями шоу.
— Ну хорошо, — сказал Гил, — по крайней мере, теперь мы знаем, что с нами все будет хорошо.
— Откуда мы это знаем? — спросил Себ.
— За нами все время следят. Не допустят, чтобы что-то случилось.
Хотя его замечание было совершенно верным, меня оно не утешило. Напротив, лишь усугубило мои проблемы. Хорошенькое дело — быть президентом под постоянным присмотром. Три дня, три жалких дня я наслаждался эрой Линкольна, и именно в эти три дня я обеспечил камерам доступ во все уголки острова, я притащил зеленую гонаду в хижину, и она видела и записывала все, что происходило в № 1 Бикини-Боттом. Миранду в юбке. Джун в юбке. Джун, «играющую на скрипке». Меня аж передернуло при этой мысли. Не то чтобы мне стыдно стало или что. Не то чтобы я плохо поступал или неправильно. И все же…
— Значит, нас скоро спасут! — уверенно произнесла Джун. — Реалити-шоу не может длиться вечно.
От этих ее слов мне стало еще хуже. Меньше всего хотелось расставаться с только что приобретенной властью. Обычно у президента есть по меньшей мере четыре года, а у меня не было и четырех дней. Что ж, если мой срок правления столь краток, постараюсь извлечь из него по максимуму. Я поднялся на ноги и подошел к огню.
— Что ты делаешь? — всполошилась Флора и протиснулась между мной и костром.
— Хочу ее сжечь, — сказал я.
Мысль, что за нами следят, что мы под наблюдением двадцать четыре часа в сутки, была невыносима. Мне нравилась власть, но вовсе не хотелось, чтобы за мной подглядывали, когда я пускаю ее в ход. Глазок камеры даже в эту минуту следил за мной, бросал вызов: мол, что ты со мной сделаешь? Я предвкушал, как эта камера затрещит в огне, выбрасывая искры, и красный глаз померкнет. Я поднес свою жертву к огню.
— Смысла нет, — сказала Флора.
— Почему?
— Потому что они повсюду. Неужто не понял? Это не единственная камера. Тебе пришлось бы сжечь их все.