Остров

Я предоставил ей кровать. Само собой, я к ней не притронулся. Она была в полной безопасности. Миранда почти сразу уснула, словно эта исповедь изнурила ее. Я смотрел на нее, как много раз смотрел прежде, но теперь — без желания и без тоски. Скорее я испытывал отеческие чувства. Она была красива, но уже не казалась мне прекрасной. Маленькая девочка. Я смотрел, как дрожат во сне ее ресницы, губы бантиком, словно для поцелуя, руки сложены под подбородком, как на молитве. И я дивился тому, что этот же самый ангел три года посылал мне чудовищные сообщения в соцсетях. Отчего она так себя вела, гадал я, что ее побуждало? И вроде бы наконец понял.

Страх.

— Что-то ты примолк, — сказал я Уилсону, который пристально следил за всей этой драмой.

Мог бы и оценить мое рыцарство, но на этот раз Уилсон не промолвил ни слова.

39 Уплывший в никуда

Я свернулся на коврике на полу — и потому, когда с первым лучом рассвета в пещеру явился еще один гость, он чуть не наступил на меня. Я приподнял голову и при сером предутреннем свете разглядел крадущуюся в пещеру фигуру.

С точки зрения безопасности Белый дом был оборудован неплохо — прямо за дверью мощный водопад, и потому довольно трудно было подобраться к пещере незамеченным. Но с другой стороны этот же мощный водопад у входа грохотал так, что порой собственных мыслей не разберешь. Меня это устраивало. Потому что камеры не смогли бы уловить ни единого звука. И опять же именно поэтому я не мог услышать, как посторонний лезет в мою пещеру.

И этого я не услышал, когда он входил. Он прокрался вглубь пещеры, постоял над постелью, присматриваясь, потом сменил направление и двинулся к моему трону. Посох был прислонен к сиденью — вор забрал его. Потом двинулся к нише, где обитал Уилсон, протянул свободную от посоха руку, собираясь забрать и Уилсона тоже.

Это меня доконало. Я взметнулся, схватил одеяло из коры и набросил на вора, словно сеть. Уилсон откатился в сторону, а я отобрал у ночного пришельца посох и поволок брыкающегося негодяя по полу пещеры. При этом мы оба не издавали ни звука — борьба наша происходила в полной тишине, как будто мы сговорились не будить Миранду. Я сбросил с противника одеяло-сеть и в полутьме нащупал его лицо, рот, накрыл сухие задыхающиеся губы ладонью. Теперь, когда я отбросил одеяло, я разглядел, что это Гил. Я навалился на него всем весом, обеими руками зажал ему рот. Он с трудом втягивал в себя воздух — ноздри раздувались, глаза выпучились.

— Я тебя отпущу, — тихо пообещал я. — Только обещай больше не сопротивляться.

Он молча кивнул под моими руками.

Я убрал руки, и он сел. Я тоже сел напротив него, скрестив ноги, подозрительно следя за каждым движением Гила. Мы словно в шахматы собрались играть, но между нами не было доски.

— А теперь объясни, зачем тебе понадобился Уилсон! — потребовал я.

— Какой еще к черту Уилсон? — спросил он.

— Зеленый орех, — сказал я. — Ты пытался украсть его и мой посох.

Гил примолк, нахохлился, уставился на водопад. Я видел, что не ошибся.

— Ты же понимаешь, — продолжал я, тщательно подбирая слова, — что это символы. Если даже ты их заберешь, они не сделают тебя королем острова.

— Ты-то явно думаешь, что тебя они сделали.

Я устало выдохнул.

— Тебя Себ за ними послал, верно? Или он послал тебя за Мирандой?

Мне припомнились слова Миранды: после школы у них нет шансов остаться парой. Но Себ мог рассуждать по-другому.

При упоминании Миранды Гил отшатнулся.

— Я не знаю, хочет ли он ее вернуть, — пробормотал он, избегая даже называть девочку по имени. — Знаю одно: он мне это не поручал.

— Не поручал?

— Нет. Он даже не знает, что я пошел в пещеру.

— Но ты сделал это для него, так?

— Да.

— Почему же…

Гил бросил на меня быстрый гневный взгляд, на его лице причудливо смешались обида и ненависть.

И тут мне все стало ясно.

— Господи! — выдохнул я. — Да ты же в него влюблен!

Гил не отвечал, но мне уже не требовалось ответа.

— Целый год он вытирал об тебя ноги. Ты был его рабом, его псом, пока в школе не появился я.

— Ну да, — сказал он. — Наверное, это вроде того, как заложники западают на тех, кто захватил их в плен. Стокгольмский синдром.

— Господи-и-и! — Я уронил голову, потрепал руками волосы, потом снова поглядел на Гила. — После всего этого гомофобского дерьма, которым ты меня угощал. Ты всегда скрывал, кто ты на самом деле. Ты придумывал мне клички, потому что боялся, что так назовут тебя.

Мне вновь вспомнилась Миранда и троллинг в соцсетях.

— Ты же мог сделать каминг-аут. И тем самым лишить их власти над собой.

— Шутишь, что ли? — отозвался Гил. — В помешанной на спорте школе вроде Осни? Много ли ты знаешь футболистов Премьер-лиги — открытых геев? — Он безнадежно покачал головой. — Ни одного нет. Ты представляешь себе, во что бы это вылилось?

— Да, — сказал я, и красная волна гнева нахлынула вновь. — Да, я вполне могу себе это представить, засранец, потому что именно это ты проделывал со мной — ты и все остальные.

— Извини. Слышишь? Я прошу прощения. Я просто боялся.

У Гила был такой несчастный вид, что я ослабил давление.

— Ладно. Себ знает?