Остров

— Я выхожу из душа, меня хватают два милиционера и волокут в машину. И посадили, представьте, в железную клетку.

Я уже запинаюсь в перебивке монолога Гурченко-2. Она одна, пожалуй, способна разрушить рамки посильных мне габаритов.

Холл заполняется просителями. Да, вновь прибывшая, а что, собственно, вновь прибывшая, я вот уже и не знаю.

— Шестьсот десять книг, и все рваные. Что же, я спрашиваю, макулатуру собралась сдавать? Все платья — ветхие.

— Скажите, кто последний к Рьяному?

— А вы, молодой человек, не смейтесь! Вы, наверное, не сидели.

— У каждого своя реакция.

— Я тут до обеда занимал.

— А когда у них обед кончится?

— Да здесь же все написано. Господи, уже на языке мозоль.

— Мебель ломаная. Конечно, они так все швыряли, что и танк бы сломался. Я как протокол прочитала, задала вопрос: «Что же у нас в стране — нищие?»

— Я тут за мужчиной с портфелем занимала.

— А вы к Рьяному? Или к дежурному прокурору?

— Молодой человек, у вас истерика?

— Скажите, а с моим делом к кому?

— А со мной вы не представляете что творят! Все началось с попытки ограбления. Один оказался сыном участкового терапевта.

— Да, лучше никуда не обращаться.

— И вы знаете, она восемь лет отсидела и снова жалобу написала.

— Ну это уже тут не в порядке.

— Да почему же?!

— А вы знаете, для чего жить?

— Я им говорю: не вернусь, что хотите творите. А лучше не связывайтесь со мной. Я, между прочим, такое знаю, что некоторым сидеть и сидеть, а то и похуже.

— Жена терапевта попросила знакомого психиатра, чтобы он прислал за мной машину. Меня так избили! Женщина била и кричала: «Помогите!» Я кричу, и она кричит. Кому же помогут? Двое из фургона выскочили, еще двух пьяниц с улицы позвали. У меня здесь все было синее, и зуб выбит.

— Я тут занимал за кем-то к дежурному.

— Я могу показать, где километры газопроводных труб просто так закопаны на миллионы рублей. Для потомков! Знаю, где люди закопаны!

— Вот и подумаешь: ждать свою очередь или уйти потихоньку.

— Да они же любого нормального дураком сделают.

— А оказались детьми обкомовских работников. Участковый говорит: писать не рекомендую. Лучше забудьте.

— И мне советуют: считайте, что вам все приснилось. Да как же так приснилось! Написала на главного психиатра экспертной комиссии. Сто человек в коридоре, один кран, тем более женщины, за двадцать минут надо собраться. Двое мужчин для укола заваливают. Пробовала голодать, предупреждают: прекратите, а то мы вас через зонд накормим. Я уж знаю, чем они накормят.

— Главное, они не дают написать в Москву на обжалование. Я сама только после суда узнала, мне молодой человек рассказал.

— Мне негде жить. Ночую у подруги. Так они выследили и подругу стращают: выселим. Я могу пойти в притон. Я знаю не один притон, не официальный, конечно. Я сама для начальства девочек из общежития вызванивала.

— Ну, неправда, он же налаживает. Стало заметно лучше. Пьяных меньше.

— Просто рабочих меньше, все рвутся штаны протирать.

— Так вы в какую дверь?

Забегает особа в голубом комплекте. Приемщица стеклотары и прокурор — стандарт один. От нее я жду совета или принятия мер?

Честь и благородство — качества канули вместе с эпохой. Баланса «именитых» и «подлых» более не существует. Гамлет, Дон Кихот, граф Безухов — судьба противопоставляла их сотням ничтожеств, но от героев у нас не осталось ни одного гена.

Прокурор слишком внимательна к телефонным звонкам. Даже в случае ошибки в номере она подробно выспрашивает, кто надобен и по какому вопросу. Я ощущаю, как загипнотизированное существо, потея, выкладывает должностному лицу всю подноготную.

— Напишите, конечно напишите все как было, — заключает юрист.

— Скажите, а мне не будет от этого плохо? У меня ведь нет свидетелей вымогания денег?

Наверняка, как выйду на улицу, так она позвонит в отделение и сообщит подробно о моих сомнениях.

— Почему? Вас шантажировали. Заявление отвезите в прокуратуру района. На основании его проведут служебное расследование.

3 число следующего календарного месяца. Теперь мне надо поспешить на аудиенцию к адвокатессе — рассказ пора завершать..

9 число. Молча кладу на стол машинописный подмалевок. Сейчас она коснется замаранного титула лезвием ногтя. Спросит: «Что это?»

Она произвела ритуал и приступила. Я мигрирую по квартире. У меня масса дел, своим количеством по отношению к реально выделяемому времени их выполнение устремляется в плюс бесконечность.

Меня заботит мнение, хотя убежден в ощутимом прогрессе.

— Он интересовался моим местом работы? — Ассоль расправляется с окурком.

— Да, он поэтому и сказал: «Жене — ни слова». — На часах — два. Неплохо бы прилечь. Утром на вахту. — Попробую завтра дописать.

— Ты все-таки съезди к адвокатессе. — Ассоль завершает корректуру и редактуру.

— Думаешь, она рекомендует беспроигрышный вариант? Впрочем, если я не соберусь на консультацию еще с неделю, то пролечу и с ментовкой, и с рассказом.

Стрелки беспощадны. Появляется «ощущение шлема». Рассеиваются мысли и затрудняется речь. Спать!