Остров

— Павлик, никуда не надо ходить, — как ослик на магнит, кивает прораб. — Ты меня не так понял.

— Вот так и появляются сплетни, товарищи. Видите, товарищ Дельтов сам признается, что пойдет на улицу Каляева о чем-то сообщать. — Мичурин форсирует акт разоблачения. Он явно купирует спектакль. — Я считаю, надо выслушать мнение капитана «Сокола» товарища Ружьева (Адидаса).

Ружьев по-вороньи сворачивает голову в мою сторону — жертвенные глаза: я затяну петлю, ты не в обиде?

— Мне стыдно, что в моем экипаже работает Дельтов. В конторе со мной никто уже не разговаривает. Когда я захожу на шестую, то сразу слышу: «Этот «Эпицентр»!», «Опять этот «Эпицентр»!», «С этого «Эпицентра»!» Мне это надоело! Мы устраивались на работу, чтобы работать, а не травить людей. — Новый урон головы. Говоря, он постепенно поворачивается. Теперь я читаю его профиль. Николай замер через два человека от Ружьева. О чем он сейчас думает? Как травмировать капитана? — Если ты считаешь, что Ружьев — дерьмо, так и скажи: «Ружьев, ты дерьмо!», а так больше продолжаться не должно. Я считаю, чтобы оздоровить атмосферу в команде, надо убрать Дельтова.

В дверях — Ариадна. Лицо в кляксах румянца. Она куда-то телефонирует? Второй мой союзник тает в проеме. Один?

Первый тур голосования — 11:9 не в мою пользу. Обнаруживается, что участвовали не все. Из отсеков извлекаются дезертиры. Второй раунд: 9:11.

— Мужики, да вы что, обурели? — выкрикивает Водник. Да, я уже знаю: этого не должно было случиться, по их сценарию, но мои... — Нет! Я должен молчать! — Разве можно предъявлять человеку такие огульные обвинения? Кто из вас видел хоть один из этих доносов? Кто может доказать, что они вообще есть? Это что же, сегодня Павло выкинут, а завтра — тебя (Дамбов улыбается), его (Молотов разводит руками), меня?!

— Водник, задержитесь после собрания. — Мичурин совершает помету в конспекте: Водник — пьяный, и самое время наказать его за дерзость.

— Я вас понял, товарищ Мичурин, но так дело все равно не пойдет. А эти что, как шалавы, попрятались? Выдерните там шпингалеты в гальюне, тащите их сюда, чего они бздят?

Желая воспринимать как должное, но глотая спазм, я наблюдаю, как со своих мест восстают люди: «Водник прав», «Не имея фактов...». Гроб предлагает Ришарову: «Коленька, ну скажи...»

— Если я начну говорить, то кое-кому из присутствующих это очень не понравится. — Ришаров ограничивается демонстрацией сжатого кулака, в котором, может быть, таится граната. — А Дельтова, я считаю, убирать не за что, тем более, пока ничего не известно.

— Я вот что скажу. Это вообще не по-людски. Чтобы Павло кому-то там что-то плохое. — С трудом, но считая необходимым, подымается Тургенев (Аптека). Трагически спившийся в ПРГ, он наиболее уязвим. — Я знаю, что со мной будет потом разговор, и какой, знаю, но вы-то? — Он озирается на содержащихся в камере административного помещения. — Вы-то приедете домой и то да се, а он как?

— Товарищ Тургенев, у вас — все? — В изреченном «все» — не угроза, а факт: тебя уже нет. Мичурин взглядывает на часы. Я отмечаю, что это не в первый раз, — у него лимит? Кто-то ждет итог? — Предлагается проголосовать в последний раз за удаление Дельтова из нашего коллектива.

— Пусть каждый голосует по совести, — напутствует Водник. — И пусть каждый смотрит Павлу в глаза.

Третья попытка — 10:10. Мичурин тщится что-то переиначить, он вновь обозревает циферблат, но даже «обвинение» в массе за то, чтобы отсрочить процесс до начала навигации...

...Через некоторый интервал я набираю Ариаднин номер.

— Если бы ты видел, что творилось с Мичуриным. Они с Гробом перед собранием пили с рабочими и плавсоставом, а потом лакали валерьянку, чтобы выдержать собрание. А когда ты ушел, Мичурин набросился на Водника чуть ли не с кулаками: «Провокатор, зачинщик! Уволю по статье за пьянство!» — в общем, и ему, и Тургеневу — всем еще достанется за то, что они посмели высказать свое мнение. А в 16.57, когда почти все разошлись, был звонок. Я сняла трубку — молчание, кто-то дышит. Спрашиваю: «Алло? Вам кого?» Говорит хриплый голос: «Мичурина». Тут снимает трубку Мичурин. Я слышу: «Ну, как?» — «Как?! Никак! Десять на десять!» Я повесила трубку. Это еще не все. Клера Реестрова сказала, что на шестой сидела вся верхушка — ждали результатов. А дальше я тебе сообщу такое, что ты упадешь. Клеопатра сказала, что на участок звонил сам Иогансон. Это у него такой хриплый голос! Он так орал! Реестрова говорит, что все летало по кабинету. Он орал Мичурину: «Вы отдаете себе отчет в том, с чем вы не справились?! Вы не понимаете, как это серьезно!» Клера говорит, после разговора с Мичуриным он стал невменяемым: стал звонить всем начальникам участков — а никого нет на месте. Орет на мастеров: «У них что, все в идеальном порядке? Пять часов, а они уже ушли!» В общем, Клеопатра думала, что у него сейчас будет удар.

* * *