Остров

Начало кладется с платной секции обучения фигурному катанию при стадионе имени Жилова. Ездят туда трамваем. На гималайских медведей похожи братья в черного меха шубках с белыми шарфиками, в черного же меха ушаночках. Варежки на резинках продеты сквозь рукава. Шаровары глубоко-коричневого цвета. Обувшись в ботинки с привинченными лезвиями коньков, братья выпрыгивают на стеклянную сковороду катка. Дима, который не может навостриться съехать на прямых ногах с горки, а, повалившись, кувыркается, не чувствуя толчков онемевшего льда, грохается тут же, ударяясь затылком, за собой кого-нибудь непременно увлекая. Как-то девочка, не успев затормозить, коньком чиркает по Диминому лбу, когда он, как всегда не удержав равновесия, шлепается и едет на животе. Слизывая кровь, он улыбается, а Осталова, пересиливая дрожь рук, влечет сына в «травму».

Шахматным кружком руководит Ревекка Самойловна. «Сыграй с мальчиками несколько легких партий», — предлагает Ревекка юному шахматисту, лицо которого, как маска карнавальная, красно и блестяще. «Главное для шахматиста — дипломатия, — делится с Осталовыми игрок. — Нас этому тоже учат». Братья выигрывают у испытателя две, три, четыре партии. По очереди сражаются и побеждают. «Чтобы новичок поверил в себя, ему нужно поддаться», — не удерживается юный разрядник. «А ты давай всерьез», — улыбается Сережа. «Это может отпугнуть», — сознается проверяющий, сдавая шестую партию. «Смотри, у него нет затылка», — шепчет Дима брату. Смеются. «Ну как, Веня, мальчики одаренные?» — подходит Ревекка Самойловна. «Вполне. Я думаю, есть резон принять», — резюмирует Веня. «Я — тоже», — исподволь следившая за игрой, соглашается руководитель. И братьям: «Считайте себя шахматистами-профессионалами». Вене: «Ты ведь тоже начинал как домашний шахматист. Так ведь?» — «Я этого не отрицаю», — складывает фигуры в деревянный ящик Веня.

Вечером, забрав сыновей из Дворца пионеров, Анна ведет их в «Копилку». В кафе ее знают и любят. Как-то Осталову обсчитала новая официантка. Анна пожаловалась гардеробщику, вкладывая в испытанную тремя войнами ладонь традиционный двугривенный. В следующее посещение официантка, плача, возвращала пересчитанные деньги. Осталова отказалась. Через пару дней официантка — Кира — пьет у Осталовых чай, сетуя на свою судьбу матери-одиночки. Рядом, на стуле, аккуратно завязанный — словно вылезшими из него заячьими ушами — концами пододеяльника, притулился мешок с вещами, Осталовым, как оказалось, не нужными.

В «Копилке» Дима объедается настолько, что не ведает уже, как подняться со стула. Из кафе им вызывают таксомотор. В машине мальчику становится плохо. Как правило, желудок его не довозит свою изысканную трапезу до дома. В машине Диму тошнит, и Анне приходится убирать за ним полупереваренные «буше», а дома застирывать его вещи. Зная сыновью особенность травить в машине, Анна постоянно интересуется: «Дотерпишь?» — и если сын мотает головой, то нервно просит шофера: «Притормозите, мальчик подышит». Дима вылезает и приходит немножко в себя, после чего рейс продолжается.

Дома братья лопают без меры и времени. То Мариана Олафовна, то Катя пытаются установить часы питания, но все неизменно нарушается. В неурочное время мажут мальчики булку маслом, посыпая (как Софья Алексеевна) сахаром, а сверху (по-своему) солью. «У вас будет дурной вкус. Извращенный», — замечает Анна. Уплетая бутерброды, братья запивают их молоком с утопленными в нем черносливинами. Когда появится ягода на дне — какая радость!

«Ни в коем случае не возитесь после еды, — упреждает мальчиков Софья. — Может быть заворот кишок. Если сразу приедут — спасут. Опоздают... — Старуха роняет голову. — Один мальчонка...» Ребят не смущает рассказ о скоротечной смерти мальчонки, и они безудержно резвятся, пока Сережа не схватывается вдруг за живот: «Мама, что-то не то». Встревоженная, Осталова отрывается от машинки: «Очень больно?» — «Не знаю. Режет». — «Да он врет!» — ударяет брата по животу Дима. «Вот так да! Брат — брата!» — голосом как бы восторженным, но призванным углубить укор, — Софья. «Тетя Соня, они — шутят», — поясняет Анна. И Диме: «Перестань. Сейчас не до шуток. Сереженька, может быть, вызвать неотложку?»

Дима: «Скорую ему, а то загнется».

Сережа: «Молчи, свинья!»

Анна: «Прекратите! Это же — серьезно!»

Софья: «Есть один рассказ. Брат вызвау брата на дуэль. Драться на пистолетах. Шутка?!»

Дима: «Да я его без пистолета отделаю!»

Сережа: «Попробуй».

Анна: «А я не стану тебе никого вызывать, если ты будешь скандалить».

Дима: «Чего ж ты развалился? Иди сюда, я тебе врежу».

Старший брат вскакивает. Дима наваливается на него, и они катаются по полу. Бессильная разнять, Анна барабанит в стенку. Призывает: «Лева! Помоги мне! Они опять дерутся!» За дверью — движение. В комнате Лев Петрович. Молча он растаскивает мальчиков в стороны. «Помиритесь! — глаголет Софья. — Дайте друг другу руки. Вы же — братья. Самые близкие люди».