— Я не зря сижу в журнальном киоске! — гордо сказал Лаголев. — «Плейбой», «Бурда моден» и «Огонек» — мои бессменные учителя.
— Эй! — воскликнул Игорь. — Мам! Это же ты спросила, а не я!
— Тебе завтра к семи? — спросила Натка, раскладывая постель.
Лаголев снял рубашку.
— Да, но я встану пораньше, — сказал он. — Минут сорок пешком, и я на рынке.
За окнами было темно. В комнате горел ночник, обозначая себя бледно-желтым пятном на стене. Белели подушки. Натка в ночнушке двигалась соблазнительным привидением.
— Возьмешь сосиску на завтрак? — спросила она.
Лаголев приспустил штаны.
— Объесть сына? Раньше мне такое никто не предлагал.
Натка рассмеялась.
— Ну хотя бы сделай себя яичницу. Там еще два яйца есть.
— Это намек? — спросил Лаголев, оставшись в темно-синих семейных трусах. Одна бровь его приподнялась в удивлении. — Сосиска и два яйца. Я в смущении.
Он прикрыл пах руками.
— А я думала, ты — лев, — сказала Натка.
— Я — лев! — подтвердил Лаголев.
Он убрал руки. Под ними обнаружилось, что ткань трусов спереди существенно натянулась. Вот что делают разговоры о завтраке!
— О!
— Тс-с-с, — прижал палец к губам Лаголев. — А то Игорь скажет, что он все слышит!
— А я плохо, но вижу.
— Мне приблизиться?
— Нет, Сашка, снимай уже трусы.
— Серьезно? А у тебя не случится так называемого событийного эффекта?
— А у тебя? — спросила Натка и приподняла сорочку к животу.
Под сорочкой у нее ничего не было. Лишь слегка темнел лобок.
— Е!
Лаголев икнул. Трусы полетели на пол. Поцелуй был долгим. Натка пахла шампунем и чуть-чуть зубной пастой. Сорочка только мешала и поэтому заслуженно отправилась в эротическое путешествие к дивану.
В субботние и воскресные дни рынок оживал рано. С грузовиков и рефрижераторов выкладывались на тележки мясо, рыба, овощи, фрукты и ягоды, сами же продавцы или их подручные раскатывали товары к лоткам, к столам и витринам, раскладывали пирамидками, рядами, горками, зелень сбрызгивали водой, помидоры, сливы, яблоки протирали тряпочками, чтоб блестели в свете высоких ламп. Выходные приносили основную выручку, поэтому старались подбирать помидорку к помидорке, огурец к огурцу, отщипывали и выбрасывали гнилые виноградины.
Даже открывались на час раньше, не в девять, как обычно, а в восемь. Все для покупателя, все для клиента.
Кярим Ахметович уже стоял у стола номер тридцать четыре, перебирал огурцы в выставленном ящике, качал головой. Вокруг происходило деловитое шевеление, стелились бумага и полотно, ставилась внаклон фанера, глухо постукивали на неровностях колеса тележек. Перекрикивались продавцы и птицы под фермами. Небольшие желтые дыни смотрели на бледных потрошенных кур, а те в свою очередь таращились на ранние иранские груши.
— Доброе утро, Кярим Ахметович.
Подойдя, Лаголев достал с полки под столом халат.
— А-а! Александр! — изобразил полнейшее радушие хозяин места. — Ты вовремя сегодня. Ай, молодец!
— Спасибо, — сказал Лаголев.
Взяв пластиковое ведерко, он сходил в туалет и набрал воды, затем несколько минут под пристальным взглядом Кярима Ахметовича оттирал прилавок от грязи и овощного сока. После острова все было легко.
Кярим Ахметович засопел. В сопении слышались недоумение и растерянность.
— Говорят, ты искал меня позавчера, — сказал он, торопливо отступив перед Лаголевым, закончившим с одной половиной стола и переместившимся на другую.
— Да, — ответил Лаголев.
Он сходил сменил воду и вновь принялся за прилавок.
— Дыру протрешь, Саша, — пошутил Кярим Ахметович.
— Я аккуратно.
— А зачем искал меня?
Лаголев выпрямился и улыбнулся.
— Вы же знаете, Кярим Ахметович.
— Саша, — прижал руку к груди владелец стола под номером тридцать четыре, — самому стыдно! Обнадежил человека, а денег нет, все деньги в обороте. Этому дай, тому дай, брат приехал — ему помоги, аренду плати, Тофику плати, Гульнар и жене приятное делай. Когда до тебя дело дошло, в кошельке, Саша, веришь, всего один рубль оставался, и тот юбилейный.
— Ничего, — сказал Лаголев.
— Именно, что ничего, Саша, — растянул губы Кярим Ахметович и по-приятельски потрепал работника по плечу. — Может, подождешь еще недельку?
— Нет, Кярим Ахметович.
— Но нет денег, Саша.
Лаголев отжал тряпку и посмотрел на хозяина места.
— Вы думаете, что счастливы?
Кярим Ахметович моргнул. Его крупное, носатое, в оспинках лицо на мгновение сделалось бледным.
— Это угроза, Саша?
— Нет.
Кярим Ахметович постучал пальцем по прилавку.
— Ты не смеешь мне угрожать, Саша. Меня здесь все знают. Я — уважаемый человек. Эй, Рахматулла, салам! — поздоровался он с продавцом-соседом. Махнул рукой куда-то дальше: — Акиф, Тимур Леонидович, салам!
Ему ответили.
— Видишь, Саша? — сказал Кярим Ахметович. — Я позову людей, они все здесь встанут. Что ты можешь против меня?
Лаголев улыбнулся. Вот мир, подумал он. Вот я. Что он может мне сделать? Ничего. Я — на острове. Кярим Ахметович заволновался.
— Ты изменился, Саша, — он всмотрелся в Лаголева. — Очень изменился. Раньше не такой был. Ты заболел, Саша?
— Скорее, выздоровел, Кярим Ахметович.
— Ой, нет, Саша! Боюсь, что нет.