- Запомни, мамочка, это я убила твоего брата. У тебя есть алиби: ты была в театре с подругой. Родная моя, постарайся взять себя в руки. Ты должна помнить о бабушке Грете, у неѐ уже нет сына, нет внучки, у неѐ уже никого нет, кроме тебя.
При этих словах моя несчастная мать вздрогнула, и начала протяжно выть... Выходя, я обернулась, бросив на неѐ последний взгляд. На мгновение взгляды наши перекрестились, чтобы разойтись навсегда...
Холодная и жестокая Москва жила своей жизнью: дорогие бутики, фешенебельные гостиницы, роскошные машины и праздные люди, которым ни до чего и ни кого нет дела. Я шла по знакомой мне с детства улице Миклухо-Маклая в районе Беляево, где отец в своѐ время купил для нас кооперативную квартиру, и вспоминала, как в детстве мама возила меня на маршрутках со станции метро Юго-Западная в фирменные магазины «Белград», «Ядран», «Лейпциг», а вечерами отец брал нас в ресторан «Баку» на улице Горького. Встречающиеся на нашем пути чернокожие иностранцы – студенты Университета имени Патриса Лумумбы, общежитие которого располагалось неподалѐку, казались нам, тогдашним хозяевам страны, экзотическими пришельцами. Сейчас же я чувствовала себя инопланетянкой в бывшей «дорогой столице»...
Слѐзы жгли мне щѐки. Я вошла в будку телефона-автомата и набрала номер полиции, оставив сообщение о совершѐнном мною убийстве. Затем я остановила такси и поехала в сторону Курского вокзала, глотая слѐзы и пытаясь скрыть волнение. Нагловатый таксист, насвистывающий какую-то противную мелодию, бросал через зеркало на меня любопытные взгляды, но я не реагировала на него.
В кассе железнодорожного вокзала я купила билет до Баку и села на скамейку в уголочке в ожидании поезда, стараясь не привлекать к себе внимания. К счастью, ждать пришлось недолго, а может быть, и долго - меня полностью покинуло чувство времени. Прежде чем сесть в поезд, я позвонила с вокзала тѐте Свете, подруге моей матери, с которой она отправилась в театр.
- Тѐтя Света, это говорит Аида, дочь Карины. Я ... я... убила своего дядю, пока вы с мамой были в театре. Он пришѐл в гости и пытался соблазнить, а потом изнасиловать меня... – устало сообщила я. - Я уже сбежала из дома, и достаточно хорошо укрылась. Меня не сможет найти полиция, но, прошу вас, постарайтесь отгородить мою ни в чѐм не повинную мать: она захочет, как и всякая мать, взять это преступление на себя. И ещѐ: передайте маме, что я очень люблю еѐ...
Глава 75
А потом была дорога: долгая и утомительная, с грязными станциями и привокзальным гвалтом, с невкусным жиденьким чаем, вонючим туалетом без воды и мыла, шумными и суетливыми соседями по купе, в котором молчаливой и тѐмной тенью сидела я, сжавшись в комочек и мечтая превратиться в невидимку.
В купе входили и выходили люди, ко мне обращались с вопросами, я машинально отвечала, периодически проваливаясь в сон. На границах республик некогда единой страны бывшие наши сограждане, а теперь таможенники иностранных государств, строго требовали паспорт и пытливо рассматривали меня, обыскивая мою дорожную сумку. Я всѐ сносила молча и сидела, скрепя зубы, потому что у меня была цель. Я не должна была быть задержана российскими правоохранительными органами за убийство дашнака Рубена и брошена в тюрьму, где сидят преступницы. Какое право я имела так позорно закончить жизнь, которую обещала своему любимому? У меня был свой, тщательно продуманный план, я не имела права срывать его. В перерывах между проверками я дремала, стараясь ни о чѐм не думать и не вспоминать. Я сжимала в руке свой шарик и проваливалась в небытие...
Вдруг я очнулась от того, что передо мной выросли фигуры воинственных людей, облачѐнных в форму. Это были чеченцы, они изучающе смотрели на меня, сидевшей в углу и сжавшейся в комочек, как затравленный зверѐк.
- Салам Алейкум, - сказал один из них.
Я замерла и... душа моя оттаяла, превратившись из окутанной в кокон льдинки в пѐструю бабочку! Так вот чего мне не хватало всѐ это время: Салам Алейкум! Салам Алейкум! И всѐ стало на свои места. Я начала истерично рыдать и приговаривать, как заклинание:
-Ва Алейкум- ас салам! Ва Алейкум -ас салам!
Чеченцы переглянулись. Очевидно, они поняли моѐ состояние, потому что молча сострадали мне, а один из них принялся успокаивать меня:
- Успокойся, сестра, здесь ты в безопасности. Тебя здесь никто не тронет, ты мусульманка, а значит, наша сестра.
Поезд тронулся, пост давно ушѐл, а я всѐ шаталась, обхватив голову руками, как моя несчастная мать, и произносила, как молитву:
- Салам алейкум!!!
А затем, не обращая внимания на попутчиков, принимавших меня за полоумную, я высунулась из окна и закричала во всю мощь своего пересохшего и осипшего горла:
- Салам Алейкум, Кавказ! Салам Алейкум, родной! Спрячь меня за своими горами! Салам Алейкум, единственный ты мой!!!
Словно услышав меня, поезд стал быстрее мчать меня на Родину...
Глава 76