«Должно быть, первый раз довелось», — подумал Лорка, отчетливо вспоминая, как ему самому впервые довелось принять «крещение», как он кашлял, хрипел и вытирал выступившие слезы. Со старейшиной произошло то же самое. Откашлявшись, он разразился ужасными криками, оттолкнул предлагаемые ему отцом мелочи вроде стеклянных бус и немедленно поплыл на берег, словно за ним гнались.
— Вот дурень дикой, — Савва довольно ухмыльнулся, косясь на бочонок с водкой (его отец в случае успеха собирался подарить американцам). — Пущай лопочет. Нам больше выйдет.
Отец, в отличие от Саввы, казался огорченным. Потерпев поражение в попытке установить контакт с американцами известным ему (и по большей части безотказным русским способом, столь привычном при общении с тунгусами, якутами и камчадалами), он вытащил из сумки потрепанную книгу. Лорка разглядел название — La Hunton’a — «Описание Северной Америки». Медленно прочитывая незнакомые слова и водя рукой по странице, отец выкрикивал их затем громче, обращаясь к людям на берегу.
Судя по всему, язык они поняли, и дальше дело пошло быстрее: на вопрос отца о воде они показали на протекавший вдалеке ручей. Затем отец спросил у них мяса, и они притащили большой кусок китового жира.
Между тем наступал вечер; смеркалось, пошел дождь. «Святой Петр» стоял от берега на расстоянии примерно четверти немецкой мили, и туда следовало бы добраться до темноты. Переговоры закончились, и сидеть без дела в лодке под холодным дождем было бессмысленно и неприятно. Лорка вздохнул с облегчением, когда отец наконец крикнул Стеллеру возвращаться.
Однако тут случилась неожиданность. Отпустив беспрепятственно Стеллера и Самойлова, чукчу-переводчика вдруг схватили под руки двое рослых мужчин и, несмотря на отчаянную беготню Стеллера и властные окрики отца, отпустить его не пожелали. Взаимные крики явно перешли в ругань и затем, вконец разъярившись, пять или шесть человек вцепились в сброшенный на берег причальный канат и принялись тащить лодку на берег.
Этот переход от миролюбия к ярости был столь внезапным, что Лорка даже какое-то время считал, что американцы просто шутят. Однако их искаженные злобой лица не оставляли никаких сомнений. Понять, что их так взбеленило, было невозможно, а лодка их усилиями тащилась к берегу, норовя пробить днище о рифы.
Стеллер и Самойлов добрались до лодки, перевалились через борт.
— Чем вы их, черт вас возьми, так разозлили? — Отец так разозлился, что, забыв о присутствии Лорки, выругался, чего дома себе никогда не позволял.
— Кто бы знал? — выдохнул Стеллер, стаскивая сапог, из которого потоком полилась за борт вода. Зубы его стучали, мокрые волосы прилипли к лицу.
— Братцы! Не бросайте Федора! Не бросайте христианина! — кричал с берега перепуганный переводчик.
— Ну-ка, зададим им перцу! Двойной из мушкетов в воздух!
— По стервецам надо двойной! — сквозь зубы процедил Самойлов.
— Верно! Верно!
— Не сметь по американцам стрелять! Двойной залп в воздух!
Ударили мушкеты. Грохот выстрела эхом отозвался и на островках, и на самом материке. Нападавшие повалились на землю, и Федор, оставив в их руках свой кафтан, рванулся в воду. Американцы, однако, быстро оправились. Оглядевшись и убедившись, что никто не ранен, они гурьбой навалились на причальный канат и начали быстро тащить лодку на берег.
— Руби канат, юнга! — крикнул ему отец.
Быстрым движением Лорка срубил канат, и лодка освободилась.
Освобожденный Федор добрался до лодки и, повалившись на дно, трясся от холода, лопотал что-то на своем языке, а потом вдруг начал трясти всем руки, приговаривая:
— Спасибо! Спасибо, братцы! Помогли! Выручили! Уж совсем было, думал я…
— А нечего было думать, — сурово оборвал его отец.
Лорка вспомнил, как сам сомневался в отце недавно, и стыд вновь резанул по сердцу. Потому он нагнулся к Федору и молча принялся помогать ему стаскивать мокрые сапоги.
На следующее утро к «Святому Петру», как ни в чем не бывало, подошло семь байдарок. Две из них подошли к самому кораблю и пришвартовались к фалрепу. Они привезли в подарок две шапки, палку длиной футов пяти, украшенную разноцветными перьями и небольшой костяной фигуркой.
Удивленные этим странным поведением, моряки передали людям на байдарках ответные подарки.
Тем временем ветер усилился настолько, что байдарки повернули к берегу. Посчитав это окончанием обмена и своеобразным извинением за вчерашнее, Ваксель приказал поднять паруса. Однако едва американцы на берегу осознали намерения пришельцев, они подняли ужасный крик и кричали так до тех пор, пока корабль не отошел от острова.