Остров Беринга

Плавника поблизости тоже практически не оставалось: все чаще люди уходили за пределы бухты, карабкались по крутым скалам в надежде отыскать выброшенное на берег бревно — или хотя бы ветку.

Однако люди были еще так слабы, что любое простейшее действие выполнялось ими с огромным трудом. Что уж говорить об охоте — несмотря на довольно большие лежбища морских бобров, удалось добыть мяса их только раз или два — животные легко ускользали от истощенных охотников.

Ужасная болезнь начала отступать только для того, чтобы уступить место голоду, который с каждым днем ощущался все сильнее, отнимая последние силы.

Пока Лорке удалось найти только небольшой обломок мокрого дерева в локоть длины. Отец подобрал выброшенный на берег разбитый бочонок. Однако и это было больше, чем иной раз доводилось добыть.

Ноги Лорки уже насмерть заледенели в прохудившихся чириках, и он с надеждой посматривал на отца, ожидая от него команды возвращаться. Но просить не смел, зная: не к лицу командиру возвращаться с пустыми руками.

— Если вскорости не добудем еды — пропадем. — Отец, пошатнувшись, едва не упал. — Но последний запас нельзя трогать! Нельзя! Не то по весне сами, как звери, друг дружку есть станем. Слыхал я, и такое случалось…

Лорке стало страшно. Если уж отец заговорил с ним о своих страхах, значит, дело и впрямь худо.

Руки совсем заледенели, и он засунул оба кулака под мышки, чтобы хоть немного их отогреть. Правая рука как-то сама собой нащупала кожаный мешочек, который Лорка хранил во внутреннем кармане.

«А что, если и впрямь помогла нам пристать Эмемкутова гагара? — промелькнула в голове неожиданная мысль. — И Овцын, и даже отец в голос говорили, что это просто чудо было над самым рифом пройти!»

Пальцы тем временем выпростали из мешочка амулет, сжали его.

«Колдовство поганое! — встало перед глазами суровое лицо отца Иллариона. — Брось, покамест душу не сгубил!»

Лорка дернулся, как от боли. Кость хрустнула еле слышно.

«Ой!»

— Что там у тебя?

— Ничего, — пальцы Лорки снова дрогнули, и он выронил отломанную птицу. — Замерз маленько.

— Ну, тогда давай возвращаться, — отец угрюмо ссутулил спину. — Темнеет уже.

— Может, еще пройдем вон до того мыска? — Лорка, прежде страстно желавший услышать от отца эти слова, теперь желал больше проверить, сбудется ли камчадальское колдовство. Страх смешался с каким-то странным, болезненным азартом.

«Эх-ма, будь что будет!»

Отец вздохнул и кивнул. Увязая в песке, они медленно побрели в сгущающихся сумерках. Завернули за мысок. Берег был пуст, только неподалеку блестел большой, наполовину утонувший в песке валун.

— Что-то я его здесь не помню, — пробормотал отец, и Лорка увидел, что глаза у него немилосердно слезятся. — Глянь-ка, Лоренц!

Из последних сил Лорка припустил по песку — авось ноги хоть чуть-чуть согреются?

И, подбежав ближе, с разгону ткнулся в белесое брюхо и огромный застывший глаз.

— Это кит! Кит! — закричал он, вспомнив, как в море плавала огромная туша.

Мясо! Жир! Шкура — покрытие для землянок вместо ветхой тонкой парусины! Лорке хотелось упасть на колени и закричать от радости. Доковыляв до туши, отец отдышался, потом достал большой нож.

Вдвоем они вырезали из туши большой кусок и на полосе шкуры, точно на волокуше, потащили его к лагерю. Шкура была скользкая и ощутимо воняла тухлым рыбьим жиром, но сейчас Лорка думал только об одном. Спасены. Спасены!

* * *

Кита ели почти месяц, — холод и снег сохранил его на суше лучше, чем в леднике. Дважды в день команды от каждой землянки отправлялись полюбоваться на «наш провиантский магазин», как в шутку окрестил его Овцын.

Наевшись и слегка окрепнув, люди засуетились, запасая китовый жир: ведь раньше в большинстве землянок экономили до того, что даже лучинку не смели засветить. Но теперь, наученные Стеллером, люди опускали в плошку с китовым жиром фитили из веревок и коротали вечера кто за каким задельем. Сам Стеллер взялся по камчадальским сказам из китовой шкуры резать подошвы. Ему это, впрочем, не удалось, однако матросы, покумекав, сообразили все же, как раскроить жесткую шкуру, и самому капитану пришлось отстаивать остатки для покрытия землянок от желающих нарезать ее на ремни.

Китовый жир, натопленный в изобилии, можно было тратить не только на отопление. Теперь остатки ржаной муки, замесив нехитрое кислое тесто, можно было жарить, и Лорке частенько поручалось кашеварить. Делалось это так: остатки муки, просеяв и перетерев руками от комков и куколя, Лорка разводил с небольшим количеством соли и теплой воды в деревянной посудине, оставлял ее стоять два-три дня, пока тесто не начинало бурно бродить, то есть скисало. Затем топил на сковородке китовый жир и на нем поджаривал лепешки. Эти лепешки изголодавшимся морякам казались необыкновенно вкусными, и каждый поглядывал на сковородку жадными глазами. Однако отец велел не роскошничать, а рассчитывать свой запас так, чтобы дважды в день съедать понемногу.

— Каждый будет получать по три ложки теста дважды в день, — сурово сказал он. — И нисколько не более.