Остров бесконечной любви

– Знаю, ты в тот раз испугалась, когда я сказала, что ты гуляешь с мертвецами, – заговорила Клаудиа, не поднимая глаз. – Но тебе не о чем волноваться. Твои мертвецы не похожи на моих.

– А какие у тебя? – выпалила Сесилия.

Клаудиа вздохнула:

– Был один особенно страшный, когда я жила на Кубе, – мулат, ненавидящий женщин. Его, кажется, убили в борделе.

«А потом говорят, что совпадений не бывает», – подумала Сесилия.

– Отвратительный был мертвец, – продолжала девушка. – По счастью, через несколько месяцев он от меня отстал. Когда я уехала с острова, я перестала видеть и немого индейца, предупреждавшего меня о несчастьях.

Сесилия остолбенела. Гуабина, подруга Анхелы, тоже видела духа, который предупреждал ее об опасностях, но девушка не помнила, точно ли это был индеец. Зато хорошо помнила ревнивого мулата, любовника Мерседес… ну что за ерунда! Разве эти мертвецы должны повторяться?

– Не беспокойся, – повторила Клаудиа, прочитав все в глазах. – Мои с твоими никак не связаны.

Однако Сесилии вовсе не улыбалось гулять с мертвецами – даже со своими, даже с хорошими. И ей совсем не понравилось, что вся эта история вдруг запуталась еще больше из-за существования похожих мертвецов, пришедших в ее жизнь через двух незнакомых между собой женщин. Или все-таки знакомых?

– Ты знаешь старушку по имени Амалия?

– Нет. А что?

– Твои мертвецы… Кто-нибудь еще о них знает?

– Их можем видеть только я и Урсула. Урсула – монашенка, она до сих пор живет на Кубе.

– Ты была монашенкой?

Клаудиа покраснела:

– Нет.

Она как будто потеряла желание продолжать разговор и молча протянула книги удивленной Сесилии. Что такого она сказала, что так повлияло на ее собеседницу? Быть может, ее вопрос пробудил к жизни какие-то воспоминания. На острове осталось множество мучительных историй.

Девушке припомнились улицы ее детства, шершавый песок, плети ветра на Набережной… Сесилия стремилась забыть свой город, стереть память, которая была наполовину кошмаром, наполовину тоской, но волнение после слов девушки показало, что она ничего не добилась. Ей представилось, что все дороги ведут в Гавану. Не важно, как долго продлятся ее скитания, – ее город так или иначе ее настигнет.

Господи! Может, она мазохистка и просто не знала этого за собой? Как можно что-то ненавидеть и в то же время любить? Наверно, столько лет, прожитых в аду, испепелили ее нервные клетки. Но разве люди в изоляции не сходят с ума? Теперь с ней приключилась ностальгия по своему городу – месту, где она познала страх смерти, который остался с ней навсегда. «Ты со мной всегда, ты в моей тоске. Ты со мною в смерти, ты со мной в беде…» Она настолько слетела с катушек, что мысли ее уже звучат в ритме болеро. Что бы с ней ни происходило – и хорошее, и плохое, – все несет в себе музыку. Даже воспоминания о Роберто. Вот как она живет в последнее время: душа разделена на две половины, и ни об одной из них не забыть – ее город и ее любимый человек. Так она их и несет, как поется в болеро, – возле самого сердца.

Люби меня крепче

Картонный лев извивался как змея, он так и норовил укусить старика, который шел впереди и заставлял льва гримасничать. Вот уже второй год традиционный Танец льва покидал Китайский квартал, чтобы влиться в буйство гаванского карнавала. Но кубинцы видели не льва, а совсем другое существо, которое под звуки цимбал и труб шествовало к морю.

– Мамочка, пойдем посмотрим выход дракона, – упрашивала Амалия.

Не то чтобы ей так сильно мечталось увидеть гигантскую куклу, которая время от времени принимается конвульсивно дергаться, – это значит, какой-нибудь китайчонок поддался зажигательному ритму далеких барабанов. Просто девочка знала, что Пабло дожидается ее на углу улиц Прадо и Виртудес.

– Давайте завтра сходим, – предложил отец. – Сейчас, наверное, процессия уже ушла с Санхи.

– А донья Рита мне говорила, ее интересней смотреть с Прадо, – не сдавалась Амалия. – Там китайцы забывают про свои трещотки, потому что слышат большие барабаны с Набережной.

– Дочка, это вовсе не трещотки, – поправил Хосе, не терпевший, когда перевирают названия музыкальных инструментов.

– Да какая разница, Пепе! – перебила Мерседес. – Так или иначе, эта китайская музыка производит адский шум.

– Если мы так будем спорить, я вообще ничего не увижу! – взвизгнула девочка.

– Ну ладно, ладно. Идем!

Родители с дочерью шагали по улице Прадо, обливаясь потом. Февраль на Кубе – самый прохладный месяц, однако – несмотря даже на приближение холодного фронта – карнавальное шествие способно растопить айсберг в считаные секунды.

Они подошли к Виртудес вместе с другими разгоряченными людьми: все вокруг пели и дули в дудки. Амалия тащила родителей к месту, где звучал сигнал, внятный ее сердцу. Она сама не знала, куда нужно идти, – ее направляла интуиция. Амалия не успокоилась, пока не увидела Пабло, стоявшего посреди улицы со стаканчиком мороженого в руке.

– Давайте здесь остановимся, – сказала она, отпуская мамину руку.

– Слишком много народу, – возразила Мерседес. – Лучше пройдем поближе к бухте.