Во мгновение ока двор превратился в поле боя, или, скорее, в настоящую бойню. Зингарцы шатались, нетвердо держались на ногах, но руки их крепко сжимали мечи, и удары были пусть не слишком точны, зато исполнены яростной силы. Пираты приняли бой, сыпя проклятиями, не обращая внимания на полученные раны, если только те не оказывались смертельны. Численностью они значительно превосходили черных, однако те оказались серьезными противниками. Возвышаясь на две головы над пиратами, они рвали зингарцев когтями и зубами, нанося кулаком удары чудовищной силы, достаточные, чтобы проломить человеку череп. В этой орущей, животной толпе флибустьеры вскоре утратили преимущество, дарованное клинками, к тому же многие из них еще не вполне отошли от действия наркотика и не успевали уворачиваться от направленных на них ударов. Они сражались со слепым животным отчаянием, думая лишь о том, чтобы нести смерть, но не избегали ее. Мечи взлетали и опускались, подобно топору мясника. И по всему замку разносились крики, вопли и проклятия.
Санча, сжавшись в комочек в проходе, была оглушена и напугана до потери сознания. Глазам ее предстал водоворот кровавого хаоса, где сверкали мечи, мелькали когтистые черные руки, появлялись и исчезали искаженные болью и злобой лица, и тела противников, в крайнем напряжении, сталкивались, налетали друг на друга, расходились и кружили в безумном дьявольском танце.
Отдельные детали врезались в память, подобные наброскам, сделанным черной тушью на багровом фоне. Она видела, как зингарский моряк, ослепленный лохмотьями кожи, свисавшими у него со лба на глаза, с трудом держась на подгибающихся ногах, вонзил меч по самую рукоять в черный живот. Она отчетливо слышала рык флибустьера, когда тот нанес удар, видела, как закатились в агонии янтарные глаза раненого, когда хлынула кровь и внутренности вывалились из раны. Умирающий схватился за клинок обеими руками, и пират вслепую пытался вырвать меч; как вдруг черная рука обхватила зингарца за шею, и черное колено нанесло ему мощный удар в поясницу. Голова его запрокинулась назад под каким-то странным углом, и громкий хруст, точно сломалась толстая ветка, донесся до ушей девушки, на миг заглушив шум битвы. Черный гигант отшвырнул тело жертвы на землю — и в этот миг луч голубого света полыхнул над его плечами сзади, слева направо. Он пошатнулся, голова упала на грудь, а затем, словно чудовищный круглый камень, покатилась по траве.
Санче сделалось дурно. Она закашлялась, чувствуя, что ее вот-вот стошнит. Ей хотелось развернуться и бежать, прочь от ужасного зрелища, но ноги отказывались служить ей. Она даже не могла заставить себя закрыть глаза. Против воли, она даже распахнула их еще шире. Преисполненная отвращения, возмущенная до глубины души, девушка, однако, не могла забыть пагубного возбуждения.
Возбуждения, охватывавшего ее каждый раз при виде крови. Но этот бой не был похож на те, что доводилось ей видеть ранее, будь то во время налетов на прибрежные селения или в морских сражениях. И туг она увидела Конана.
Между киммерийцем и остальными пиратами была основная масса черных, и ему приходилось биться в одиночку. Как он ни сопротивлялся, но волна черных тел накрыла его и потащила вниз. Гигантам не составило бы труда расправиться с ним, но в последний миг варвару удалось увлечь за собой одного из черных, и теперь тело собрата мешало противникам Конана добраться до него. Они пинали и рвали когтями своего же товарища, силясь оторвать его от киммерийца, но тот в отчаянии впился черному в глотку зубами и из последних сил держался за свой живой щит.
Новая атака зингарцев заставила черных ослабить хватку, и Конан сумел, отшвырнув прочь труп гиганта, подняться на ноги. Он восстал, точно из мертвых, залитый кровью и грозный, как сам бог войны. Гиганты, высившиеся над ним, подобно огромным черным теням, тянулись к варвару когтями, разрывали воздух чудовищными ударами. Но он был недосягаем для них, словно обезумевшая от ярости пантера, и каждый взмах его меча сопровождался потоками крови. Ран, полученных им в бою, хватило бы, чтобы лишить жизни троих обычных воинов, но звериная живучесть варвара казалась безмерной.
Его боевой клич вознесся над шумом побоища, и оглушенные, растерянные зингарцы воспряли духом и удвоили усилия, пока треск вспарываемой плоти и хруст ломающихся костей не заглушил крики боли и гнева.
Черные дрогнули и устремились к выходу, и Санча, завидев их, с истошным воплем бросилась прочь. В узком проходе гиганты застряли, и обезумевшие от предвкушения близкой победы зингарцы принялись рубить и колоть их в спину. И когда уцелевшие сумели наконец вырваться из арки, оставляя за собой горы трупов, они в панике разбежались в стороны.