Посещение этих больных потрясло меня. Зрелище финальной стадии литико и бодига было настолько ужасным, что мне захотелось уйти, упасть ничком на кровать или погрузиться в прозрачную воду океана. Не понимаю, почему это так на меня подействовало, ведь я и сам работаю с неврологическими больными, но дело, видимо, в том, что мне приходится редко иметь дело с БАС — не чаще одного больного в два-три года.
Как мог Джон, наблюдая сорок с лишним больных с литико-бодигом, сохранять душевное равновесие и не впадать в отчаяние? Я заметил, что, когда он разговаривал с пациентами, голос его звучал бодро и уверенно, внушая оптимизм, но это была лишь видимость, за которой скрывались чувствительность и ранимость. Фил сказал мне потом, что, когда Джон остается один или думает, что остается один, он часто плачет, сознавая ужасное положение своих пациентов, из-за полного своего — нашего — бессилия что-то для них сделать.
После обеда мы отправились в другую часть госпиталя — просторный зал с выходящими в сад окнами, где собрались амбулаторные больные, ожидавшие дневного приема. Госпиталь Святого Доминика предназначен не только для ухода за неизлечимыми больными. Здесь проводят и амбулаторное лечение больных, приезжающих сюда со всех концов острова. В госпитале такие пациенты, кроме того, могут вместе поесть, погулять по саду, поработать в мастерской или воспользоваться помощью психотерапевтов — побывать на сеансе психотерапии, арт-терапии, речевой или музыкальной терапии. В этом отделе госпиталя Джон познакомил меня с Эфрасией, еще одной своей пациенткой. Ей семьдесят, но выглядит она гораздо моложе. В течение двадцати четырех лет она страдает паркинсонической формой бодига, но при этом у нее совершенно отсутствуют нарушения памяти или деменция. Молоденькой невестой она после войны уехала в Калифорнию и много лет не была на Гуаме. Тем не менее, заболев бодигом, в 1969 году она вернулась на родину, где отсутствовала двадцать два года.
Глядя на Эфрасию, я снова невольно подумал об огромном временном промежутке, который существует между воздействием какого-либо фактора на Гуаме и началом заболевания литико-бодигом. Действительно, Джон рассказывал мне об одном пациенте, которого болезнь настигла через сорок лет после того, как он покинул Гуам. То же самое случается и с теми, кто приезжает
Джон считает это самым убедительным клиническим доказательством чрезвычайно длительного «скрытого» периода, в течение которого литико-бодиг присутствует в организме, но болезнь в это время носит субклинический или латентный характер. Не тлеет ли она все это время под поверхностью мнимого благополучия? Или в жизни больного происходит какое-то событие, превращающее прежде безвредный, возможно, затаившийся процесс в активную болезнь? Джон говорил мне, что иногда склоняется к первой версии, а иногда ко второй — стоит, например, посмотреть на Роке, у которого болезнь наступила так внезапно на фоне полного здоровья, что трудно думать о ней как о медленно протекавшем процессе, а не как о катастрофе, неожиданно произошедшей в организме.
Я сразу вспомнил, что фон Экономо, врач, первым описавший летаргический энцефалит, говорил об этих больных как о «потухших вулканах». Это определение казалось верным до введения в практику вещества Л-ДОФА, когда я начал думать об этих больных как об