Остров Эллис

— Квартиру. Я имею в виду, если у нас будет любовная связь — и, ах, Джейк, я так мечтаю об этом! Дрожь ваших страстных поцелуев! Но, так или иначе, мы не сможем этим заниматься у меня дома, и у вас тоже, а я не собираюсь жить в каком-нибудь второсортном отеле. Поэтому нам надо будет подобрать квартиру, куда я смогла бы переехать, как хозяйка. И она должна находиться в Верхнем Ист-Сайде. Мама не разрешит мне жить в каком-нибудь другом месте.

Джейк выглядел ошарашенным.

— Вы думаете, что ваша мама позволит вам когда-нибудь переехать в квартиру? Даже в квартиру в Верхнем Ист-Сайде? — спросил он.

— Это будет трудно, но я решилась. Она не может руководить мною всю жизнь. И вы должны будете платить за эту квартиру.

— Конечно.

— И я думаю, вы должны будете давать мне какое-то количество денег на расходы. У меня такое чувство, что родители не захотят помогать мне, если я стану вашей любовницей, так что это придется делать вам. Когда мне будет двадцать один, я стану членом трастового фонда, но сейчас у меня ничего нет.

Джейк выглядел еще более ошарашенным.

— На расходы… Конечно.

— И одежду, и еду… но давайте не будем говорить об этом сейчас.

— Нет, давайте поговорим о вас и обо мне. Я не могу сказать, как я счастлив…

— О, я знаю, дорогой, — она улыбнулась. — Я тоже счастлива. Это моя первая любовная связь. «Выдвигай условия». Но мы должны быть практичны. Завтра я начну просматривать список квартир, которые сдаются, но мне надо представлять, какую сумму вы готовы уплатить. Какую, дорогой?

Джейк уставился на нее думая: «Иисусе, что случилось с этой воздушной балериной? Что случилось с «мисс невинность»? Она разговаривает, как прожженный брокер по недвижимости».

— Ну, я не знаю… Какую вы захотите…

— Хорошо, я посмотрю и, если мне что-то очень понравится, я дам вам знать. Договорились? И нам нужно будет там пианино? Вы же не откажетесь исполнять мне там свои песни? Можно, мы купим пианино, Джейк? Это будет так романтично.

— Да… конечно. Почему бы и нет? Я возьму одно в аренду…

«Иисусе, это будет стоить мне целое состояние!»

Виолет увидела в его глазах ужас, и его взгляд так рассмешил ее, что она не смогла удержаться и расхохоталась.

— Что смешного? — спросил он, удивленный.

— О, вы! О… — она прикрыла рот ладошкой, пытаясь сдержать безудержный смех. — По-моему, я перебрала с условиями.

— Вы, что?

— Мадам Левицкая… Я пошла к ней на урок «любовной связи», потому что я решила, что она знает, как мне надо держаться с вами… — она опять рассмеялась. — И она сказала мне, чтобы я выдвигала условия… только, я думаю… я думаю, что я напугала вас до ужаса!

Джейк начал смеяться тоже.

— Вы ходили к мадам Левицкой?

Она, все еще смеясь, кивнула.

— Да, вы напугали меня до ужаса.

И он расхохотался так же сильно, как и она.

«Бриллиантовая Подкова» Метрополитен Опера была самым консервативным бастионом нью-йоркского общества, а ложу номер 7 миссис Астор называли «троном высшего света Америки». Евреям, правда, не разрешалось покупать ложи, хотя они могли снять ложу на какие-то отдельные спектакли. И это, несмотря на то, что двое из них — Отто Кан и Саймон Вейлер — были самыми крупными вкладчиками в оперу на Бродвее и Тридцать девятой улице. Представление «Тоски» в этот вечер давалось для Бельгийского Комитета Помощи, и благодаря тому, что Саймон Вейлер пожертвовал Комитету пятнадцать тысяч долларов, ему было деликатно разрешено снять по этому случаю ложу 32. Там собрались все сливки нью-йоркского общества. Поэтому на этот вечер миссис Вейлер надела всю свою тяжелую артиллерию. Для Ребекки это означало бриллиантовая с рубинами тиара на голове, колье из бриллиантов с рубинами на шее, подобного типа серьги, три бриллиантовых браслета, кольцо с бриллиантовым солитером в сорок каратов и еще театральный бинокль с инкрустацией из драгоценных камней, который стоил семьдесят пять тысяч долларов. И при таком количестве драгоценностей она не чувствовала себя ни перенасыщенной украшениями, ни вульгарной — в соседней ложе на даме было семь бриллиантовых браслетов.

По установленным светским обществом в Опере законам было принято уходить после первого действия, поскольку ни музыкой, ни пением никто в обществе не интересовался. Оперу посещали, главным образом, потому, что людям просто было необходимо где-то появляться, но в этот вечер был особый случай. Во-первых, потому что это было гала-представление, а, во-вторых, потому что «Тоска» — и вполне заслуженно — была для многих любимой оперой, в том числе и для Вейлеров, оставшихся до конца.