Растения изменились, Оуэн. Деревья, кусты, трава обрели новую, удивительную наружность. Они редели, увядали, и воскресали в другом обличии. Наконец, после нескольких недель подобных метаморфоз, одна разновидность стала преобладать на острове, вытеснив остальные виды. Внешне это растение во многом походило на кактус, но, благодаря своей подвижности и уму, весьма напоминало животное. Оно размахивало по сторонам мощными щупальцами, и демонстрировало многочисленные признаки всевозрастающего интеллекта. Корни его постепенно начали отсыхать, и мало-помалу растение, более не привязанное к одному месту, обрело возможность передвигаться по собственной воле.
Мы понимали, что происходит у нас на глазах. Очевидно, когда-нибудь, в далеком будущем, животная жизнь сгинет без следа. И тогда на земле воцарятся растения. Подобно человеку, что вышел из мира зверей и ныне господствует на планете, растительному племени тоже предстоит развиться в высшую форму жизни. Полагаю, спустя много веков после вымирания человечества Землю унаследуют разумные, подвижные растения.
И я испугался, Оуэн: кто знает, какого могущества достигнут на острове растительные твари, если получат возможность беспрепятственно развиваться? Позволив им и дальше совершенствоваться под воздействием ускорительного излучения, мы рисковали выпустить в мир отвратительный, множащийся ужас - тварей, которым не должно существовать в наше время.
Я чувствовал, как медленно схожу с ума от всего увиденного. Чувствовал, что должен вернуться в мир людей; обязан хоть немного пообщаться с собратьями, если хочу сохранить здравый рассудок. Так что я предложил Бриллингу запустить реверсивное излучение и, превратив растительных существ обратно в безобидную флору, покинуть остров и провести месяцок в одном из городов Вест-Индии.
Бриллинг отказался. В отличие от меня, он не испытывал никаких страхов и с головой ушел в работу. Мне он, впрочем, настоятельно рекомендовал плыть. В конце концов я так и поступил: сел в ялик и отправился на Ямайку. Бриллинг же сказал, что хочет еще немного понаблюдать за развитием растительных существ. Однако он пообещал включить реверсивное излучение через несколько дней. Его заверения удовлетворили меня. Итак, я отбыл с острова и оставил Бриллинга в одиночестве, если не считать растительных тварей.
Месяц я отдыхал в Кингстоне, а потом вновь обратился мыслями к острову. Я обдумывал следующий этап нашего плана. Нужно было раздобыть очередную партию животных, выпустить их - как и прошлых - на острове, подать реверсивное излучение и наблюдать за тем, как они меняются, спускаясь в прошлое по эволюционной лестнице. Я жаждал быстрее приступить к работе, так что в конце месяца покинул Кингстон и направился к острову. Я вернулся и обнаружил...
Как же описать то, что я обнаружил? Как оказалось, все мои прежние страхи воплотились в жизнь. Кроме того, открылось еще одно ужасное обстоятельство. Теперь-то я понял, почему Бриллинг хотел остаться на острове один.
Он подверг себя воздействию ускорительных лучей, Оуэн. Сняв защиту с позвоночника, Бриллинг перенесся развитии на века вперед. И я видел его. Видел обличие, какое он принял. Обличие, которое спустя века примет все человечество.
Голова его очень сильно увеличилась, Оуэн, стала почти вдвое больше первоначальных размеров, и совершенно облысела, хотя черты лица сохранились прежними. А тело! Оуэн, тела как такового не было! Голова сидела не на человеческом торсе, а торчала прямо из приземистого, округлого мешка плоти, который был примерно на половину меньше обычного туловища. К этой бесформенной куче крепились четыре гибкие, мускулистые, лишенные костей руки. Четыре крайне длинные руки. Могучие щупальца. Он мог передвигаться на этих конечностях, или на некоторых из них, а мог хватать ими и держать. Четыре длинных извивающихся щупальца одновременно служили и руками, и ногами. В Бриллинге я узрел перемены, которые претерпит человеческое тело в грядущие эпохи. Как ты знаешь, Оуэн, организм человека неуклонно стремится стать проще, сделаться менее сложным в строении. Пальцы на ногах уменьшаются, усыхают и теряют свою цепкость, волосы исчезают, а отдельные органы (такие как аппендикс) оказываются совершенно бесполезными и атрофируются. Все наши хитроумные органы пищеварительной и дыхательной систем постоянно упрощаются. И в Бриллинге я увидел совокупный итог подобных изменений, которые потребуют веков.