Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Более детально аргументация Бэкона изложена в цитированной статье С. В. Кондратьева и Т. Н. Кондратьевой, которые, обращаясь к вопросу о том, зачем Бэкону потребовалось «прибегать к столь далеким от политической повестки дня аргументам?», дают, на мой взгляд, совершенно правильный ответ. «Еще до появления в Англии Яков имел репутацию короля-философа, ибо был автором нескольких трактатов на политические темы, участвовал в теологических дебатах, писал сочинение по демонологии. Бэкон, предлагая свое произведение, одновременно демонстрировал монарху собственную эрудицию. Философ искал место при дворе и своим трактатом говорил, что король может обрести слугу, искушенного одновременно в области политики и права и в области высокой философии»[455]. Якова I часто называли «британским Соломоном». Он действительно был при всей его ограниченности человеком хорошо образованным и начитанным[456], и, приняв во всех сферах жизни образ монарха-миротворца, отождествлял себя не с воителем Давидом, а с его миролюбивым сыном – законодателем Соломоном.

Разумеется, сказанное не означает, что интерес Бэкона к философским проблемам науки (если выражаться современным языком) носил чисто утилитарный характер. Нет, он действительно был поглощен проектом «великого восстановления наук». Но он умел при случае использовать свой интерес к этой проблематике и свою эрудицию в целях личного преуспеяния при дворе. А что, собственно, ему оставалось делать, учитывая, что он не получил богатого отцовского наследства, да и ситуация в позднетюдоровской и раннестюартовской Англии изменилась (земельные владения и фискальные права корона стремится сохранить за собою, а вознаграждением за службу стали должности и политическое влияние)?

В первые годы царствования Якова Бэкон надеялся заинтересовать короля, мнившего себя мудрецом и писавшего не только трактаты о предопределении и колдовстве, но и о вреде табака, своими политическими и натурфилософскими идеями. «Подобно тому как весна года – лучшее время для очищения и лечения тела природы, – живописует Бэкон, – так и весна королевского правления – наиболее подходящее время для очищения политического тела»[457].

Сделка с Гименеем и первые карьерные радости

Вместе с тем сэра Фрэнсиса волновали не только государственные дела и философские проблемы. Раздумывая о своей жизни в Горхэмбери, где еще очень многое надо было устроить и где его мать уже почти не выходила из своих покоев и не могла заниматься домом и хозяйством, Бэкон постоянно возвращался к мысли о женитьбе. Ему скоро стукнет сорок три года, пора! За столом в Горхэмбери должна сидеть гостеприимная и рачительная хозяйка, которую не стыдно и в Лондоне показать. Кроме того, финансовые дела Бэкона требовали срочного бракосочетания для получения приличного приданого. Еще лет семь назад он понял, что идеальной партией для него была бы леди Элизабет Хаттон (Elizabeth Hatton; 1578–1646). У нее было множество достоинств. Во-первых, она очень нравилась Бэкону. Ни одна женщина не привлекала сэра Фрэнсиса так, как леди Элизабет. Во-вторых, она была умна, красива, богата (ей, в частности, принадлежали Или Хаус (Ely House) в Лондоне и обширные поместья в Нортхептоншире), вполне подходящего возраста (ей еще не было тридцати), однако крутого и вздорного нрава. Конечно, лучше бы взять девушку помоложе, тогда из нее было бы легче вылепить жену по своему вкусу, но, кто знает, может быть, ему удалось бы воспитать и вдову Хаттон, будь он к ней щедр, добр, внимателен и терпелив. В-третьих, она была дочерью Томаса Сесила, т. е. внучкой лорда Бёрли.

Ее муж, сэр Уильям Хаттон (Sir William Newport alias Hatton; 1560–1597), племянник и наследник сэра Кристофера Хаттона (Sir Christopher Hatton; 1540–1591) – елизаветинского лорда-канцлера, перешел в лучший из миров 12 марта 1597 года, и Бэкон решил посвататься к молодой вдове, успевшей к своим двадцати трем годам похоронить двух мужей[458]. Он сделал ей, как он выразился, предложение «in genere oeconomico», т. е. упирая на экономические мотивы, поскольку «in genere politico», т. е. в политическом отношении «ветры дули в неблагоприятном направлении»[459]. Эссекс горячо поддержал идею своего друга. Однако ко всеобщему удивлению леди Хаттон 7 ноября 1598 года вышла замуж за главного соперника Бэкона Эдуарда Кока. После этого вопрос о женитьбе Фрэнсиса на некоторое время отпал.