После посвящения королю в folio
1620 года следуют: «Предисловие (Praefatio)», в котором излагаются главные темы бэконианского проекта, общий план «Instauratio» («Distributio operis»), а также вводные пояснения к последующей части, опущенные (как и многое другое) в советском двухтомнике «Сочинений» Ф. Бэкона (c весьма странным распределением трудов английского философа по томам), и извещающие читателя о том, что «первая часть „Восстановления“, которая содержит разделение наук, отсутствует (Deest Pars Prima Instaurationis, que complectitur Partitiones Scientiarum)», но соответствующие сведения можно будет почерпнуть из второй книги «The Proficience». Видимо, речь шла о сочинении, изданном осенью 1623 года под названием «De Dignitate et Augmentis Scientiarum», которое является расширением и переработкой «The Proficience» 1605 года и которое, по замыслу Бэкона, представляет первую часть «Instauratio», содержащую, кроме всего прочего, классификацию человеческого знания и оценку его состояния. «Затем, – продолжает Бэкон, – следует вторая часть „Восстановления“», в которой излагается само «искусство толкования природы и наилучший способ упражнения ума», однако излагаются они не в форме обычного систематического трактата («in Corpore tractatus»), но лишь в виде краткого изложения («per summas»), представленного в форме афоризмов[589]. И после этих предуведомлений следует текст неоконченного сочинения «Новый Органон» (полное название: «Pars secunda operis, quae dicitur Novum Organum, sive indicia vera de interpretatione nature (Вторая часть сочинения, называемая Новый Органон, или истинные указания для истолкования природы)»)[590], а также «Parasceve ad Historiam Naturalem et Experimentalem, sive Descriptio Historiae Naturalis et Experimentalis»[591](«Приготовление к естественной и экспериментальной истории»)», сжатый набросок третьей части «Instauratio»[592], с «Catalogus Historiarum Naturalium (Каталог натуральных историй)».Таким образом, в начале сочинения читателя предупреждают, что из шести обещанных частей первая отсутствует, тогда как вторая будет дана лишь «per summas
», а посмотрев в конец трактата, он узнает, что остальные четыре части с разнообразными натуральными историями еще и вовсе не написаны по причине занятости автора другими делами («однако из-за того, что теперь мы вынуждены распылять свои силы на другие дела (prout nunc negotiis distringimur), – объясняет лорд-канцлер Англии, – мы в состоянии лишь присовокупить каталог отдельных историй, приведя только их заглавия. Но конечно же, как только мы сможем найти свободное время, чтобы посвятить себя (vacare possimus) этим важнейшим делам…», так все будет сделано наилучшим образом[593]). Нельзя сказать, что все это возбуждало в читателе желание сколь-либо детально ознакомиться с соображениями столь занятого человека, касающимися предметов, далеких от его служебных обязанностей. А А. Л. Субботин, редактор «Сочинений» Ф. Бэкона, видимо, так расстроился, что и «Каталог» не стал включать в издаваемый им двухтомник.Над произведениями, вошедшими в folio
1620 года, Бэкон работал свыше десяти лет. Многие развитые в них идеи в своей эмбриональной форме встречаются в ранних, 1600-х годов, неопубликованных при жизни автора набросках, о которых я уже упоминал выше, и в двух опубликованных сочинениях, посвященных новым путям познания природы: «The Proficience» (1605) и «De Sapientia Veterum» (1609)[594], первое из которых было посвящено королю, второе напечатано в королевской типографии.Машина науки
И последняя, пятая особенность
проекта Бэкона, которую мне хотелось бы отметить. Представим, что лорду-канцлеру удалось заинтересовать короля своими идеями и планами. Более того, представим, что образовался круг людей, воспринявших программу «Instauratio» (т. е. представим, что Royal Society of London или его прототип возник еще при жизни Бэкона). И чем бы – если жестко следовать замыслу сэра Фрэнсиса – эти люди нового мышления занимались? Начали бы, говоря казенным языком, реализовывать свой творческий потенциал в благородном деле построения новой науки? Не уверен, потому как проект Бэкона предполагал нечто иное. И это иное выражено в двух важных концепциях его автора.