Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

В октябре 1620 года в Лондоне вышло в свет, напечатанное in folio, сочинение Ф. Бэкона «Instauratio Magna Scientiarum». То была часть широко задуманного шеститомного трактата. Публикация открывалась кратким exordium, начинавшимся вместо заглавия словами «Franciscus de Verulamio sic cogitavit…» («Франциск Веруламский так мыслил…»), в котором формулировалась главная цель всего сочинения: «каким-либо образом восстановить в целости или хотя бы привести к лучшему виду… общение между умом и вещами (si quo modo commercium… Mentis et Rerum… restitui posset in integrum, aut saltem in melius deduci)»[577].

Далее следовало посвящение королю Якову I Стюарту. Оно было написано уже не от третьего лица единственного числа как exordium, и не от первого лица множественного числа, как остальная часть сочинения («Нам кажется… (Videntur nobis…)» и т. п.), но от первого лица, т. е. от лица самого Бэкона. Посвящение являет собой блестящий образец не только тонкой и хорошо продуманной лести, но и умелой саморепрезентации, обращенной как к избранному кругу современников, так и к куда более широкому (как надеялся сэр Фрэнсис) кругу потомков. Бэкон позиционировал себя, с одной стороны, бескорыстным радетелем о благе всего человечества, а с другой – аристократом и высокопоставленным un homme politique, ценимым мудрым и благодетельным монархом. Бэкон отмечает как принципиальную новизну своего сочинения («sunt certe prorsus nova (оно действительно совершенно ново)»[578]), так и то, что он писал не просто обо всем пришедшем ему в голову, но выражал дух времени («Ipse certe… soleo aestimare hoc opus magis pro partu temporis quam ingenii (я сам… оцениваю это большое сочинение скорее, как порождение времени, нежели ума)»[579]. Однако то был, так сказать, вербальный аверс бэконианской медали, который удачно дополнял ее визуальный реверс: выбор типографии (ее владелец имел королевский патент, что, наряду с высоким положением автора, придавало тексту дополнительную значимость в глазах придворных и иных потенциальных читателей), выбор формата (in folio) и шрифтов, посвящение королю и, наконец, упомянутая выше замечательная гравюра-navicella на титульном листе (о ней см. подр.: Приложение I). Бэкон продумал все детали издания и лично контролировал весь процесс публикации. Замечу, что подобных роскошных прижизненных folio между 1616 и 1620 годами в королевских Printing Houses было издано всего девять, включая и сочинения самого монарха. Разумеется, истина – «дочь времени, а не авторитета»[580], однако ее утверждение в сильной степени зависит от авторитетности носителя. И Бэкон сделал все, чтобы издание «Instauratio», цель которого – убедить читателя подчиниться авторитету Природы, всячески подчеркивало авторитетность автора.

Как уже было сказано, замысел «Instauratio» возник у него давно, еще в елизаветинские времена. После восшествия на английский престол Якова I в 1603 году загруженность Бэкона государственными делами заметно возросла, и потому он не имел возможности продолжать работу над текстом. Но и оставлять начатый труд он также не желал, полагая, что даже частичная публикация трактата окажется полезной, в том числе и для его дальнейшей карьеры. Поэтому он решил опубликовать хотя бы то, что уже было написано, торопясь познакомить нового монарха со своими идеями о значимости наук для государства, пока королевское внимание не отвлекли другие заботы.

Как человек практического и даже циничного ума, Бэкон прекрасно осознавал трудности придворного, решившегося давать советы монарху. Да, в яковитской Англии сэр Фрэнсис действительно стал весьма быстро продвигаться по службе, но его философские, равно как и юридические произведения к этому отношения не имели, ни «Новый Органон», ни разработанные им «Правила для Звездной палаты (The Rules for the Star Chamber)».