— Она, наверное, и не приходила в себя. Говорила, как во сне…
— Считаешь, нам стоит попытаться снова ее разбудить?
— Только как?
— Потрясти ее. Или окатить водой.
— Побрызгать в лицо? Не думаю, что это удачная мысль, Элиза.
— Но она могла бы рассказать, что с ними произошло.
— Или скончаться от сердечного приступа. Елизавета поморщилась. В небе гулко громыхнуло.
— Раньше, — заговорила она, — еще до того, как Нитро… Прежде, чем его не стало… ты обнаружил пропажу какой-то куклы. Думаешь, это Солано ее забрал?
Я кивнул.
— По-видимому, он наблюдает за нами с самого нашего прибытия на остров. У меня возникало чувство… когда я повздорил с Нитро и ушел в лес… будто на меня кто-то смотрит. Тогда я списал это на кукол… Они тут смотрят со всех сторон. Но теперь думаю, это был Солано. В этом есть свой смысл, правильно? В том, что он пошел за мной. Не хотел, чтобы я наткнулся на тело Мигеля — или на Люсинду с Розой.
— Но Розу ты все-таки нашел.
— И тогда он понял, что уже не сможет прятаться, выжидая, пока мы не отправимся восвояси. Мы узнали, что здесь что-то случилось и обязательно вызовем полицию. Поэтому после того, как мы с Розой ушли, он явился в хижину за оружием или чем-то еще, что ему требовалось. Тогда и забрал ту куклу. Ума не приложу зачем. Может, она не похожа на остальные. Самая любимая. Признаться, я думаю, так и есть, — он ведь купал ее, красил ей глаза и губы. Он же явно сумасшедший. Плевать, зачем она ему понадобилась. Забрал, и все.
— Но он же не набросился на нас, когда мы разделились. Когда вы ушли, остались только Хесус, Пита и я. Почему было не напасть?
— Все равно: трое на одного, а он глубокий старик. И потом, он наверняка уже знал о грядущей грозе. Мог сообразить, что ночь застигнет нас на острове. И решил, наверное, попробовать разделаться с нами по одному.
— Но он не напал на вас с Питой. Первое дежурство было вашим. Почему не атаковать тогда, а дожидаться Хесуса с Нитро?
— Видимо, еще не набрался храбрости. Или ждал, чтобы мы уснули. Но когда на крыльце показались Нитро с Хесусом, до Солано дошло, что мы выходим дежурить по очереди, и ему пришлось действовать.
Елизавета обдумала этот довод.
— В твоих рассуждениях слишком много «вероятно» и «видимо», Зед.
— Сплошные догадки, — согласился я. — Если тебе придет в голову что-то получше, без участия призраков или оживших кукол, прошу тебя — поделись. Я весь внимание!
1957
Мария сидела на носу trajinera, глядя на плывущие мимо деревья и яркие цветы, росшие по обоим берегам канала. Анжела сидела рядышком, вместе с подругой наслаждаясь проплывающими пейзажами. Она была не той, настоящей Анжелой, которую отобрала у девочки сестра Лупита. Она была новой куклой, которую днем ранее купил для Марии ее папа.
— В чем дело, Анжела? — приложила она ладонь к уху. — Хочешь поплавать?
— А нам можно? — переспросила та.
— Значит, ты умеешь плавать?
— Не очень хорошо. Но я могу научиться.
— Тогда, наверное, и я смогу…
Мария обернулась посмотреть на свою мать и отца, который толкал лодку все дальше длинным шестом. Те с удивлением повернулись к дочери: мама и папа ведь не слышали, как Мария говорит с Анжелой, — девочки пользовались особыми голосами, которые слышали только они двое.
Она громко сказала:
— Хочу купаться!
— Сначала мы устроим пикник, — ответила ее мама.
— Я сказала, что хочу купаться!
— Когда покушаем, золотце. Потом ты сможешь искупаться. Хорошо?
Мария опять уставилась вперед. Она слышала, как родители тихо беседуют позади, но не обращала внимания. И сказала Анжеле:
— Мы будем плавать после того, как покушаем.
— Ладно.
Вскоре после этого отец Марии плавно повернул их trajinera в узкую, затянутую ряской протоку и толкал шестом, пока нос лодки не ударился о берег очередного островка. Он сошел первым и держал гондолу ровно, пока сначала на сушу не выбралась Мария, а затем и ее мать. Они направились в глубь острова, где отыскали полянку с мягкой землей под большим, раскидистым деревом. Мама Марии расстелила там serape[24]
чтобы можно было присесть. Та была связана из серой и черной пряжи, с бахромой по краям. У ее мамы было великое множество этих, похожих на покрывала, шалей всех возможных цветов. И она пользовалась ими в самых разных целях — стелила на кровати, на диваны, на сиденья в машине. Одна serape даже висела на стене гостиной, рядом с изображением Божьей Матери. Прежде, чем отправиться жить в «Школу для заблудших детей под покровительством св. Агаты», Мария всех их очень любила. Стоило улечься на такую и поджать ноги — все страхи сразу отступали и возникало приятное чувство безопасности и уюта. Она чувствовала себя любимой. Сейчас, однако, расстеленная на земле serape ничего для нее не значила. Она даже бесила Марию, честно говоря. В последнее время очень многие вещи вызывали у нее злость.Но только не Анжела.
— Ты моя лучшая подруга, Анжела, — призналась Мария своим «беззвучным» голосом.
— Ты у меня тоже самая лучшая.
— Ни за что не позволю кому-нибудь снова забрать тебя.