Остров кукол

Очень скоро я всех их повидаю, пообещал я себе. Как только вернусь в Поланко, сразу договорюсь с грузчиками о вывозе своих пожитков, выплачу остаток по аренде дома, упакую все необходимое в «порш» — и на север, к границе. От Мехико до Вегаса езды не больше тридцати часов. Доберусь за несколько дней. Мне нравятся долгие шоссейные поездки. Останавливаешься где хочешь и когда хочешь, наугад выбираешь мотели, пробуешь местную кухню, начинаешь новое утро с чашечки горячего кофе и пары бодрых песен из радиоприемника. Все это напомнило мне о первых двух-трех годах наших отношений с Питой, когда мы вместе колесили между штатами с одной автогонки на другую, вольные как ветер, и беспокоились только о том, чтобы дотерпеть до следующей стоянки, оборудованной приличной общественной уборной.

И тогда на месте Питы, рядом со мною в машине, мне привиделась Елизавета. Этот образ явился нежданно и заново распалил воображение. Я представил себе, как мы оба едем на север по пустыне, задерживаемся в маленьких городках вдоль маршрута — на денек или на целую неделю (нам ведь некуда торопиться) и занимаемся любовью, когда припечет: была бы только подходящая кровать и, возможно, какая-нибудь музыка, оба чистенькие, только из душа и ничуть не боимся кого-то разбудить…

Фантазия, не более. Даже если Елизавета захотела бы сбежать со мной, американской визы у нее нет. Она не смогла бы пересечь границу.

Но мы могли бы остаться в Мексике. Направиться на юг вместо севера, добраться до Канкуна[25]. И счастливо жить в тропическом раю — пока не истечет действие ее визы и Елизавета не улетит домой.

Я мог бы жениться на ней.

Ага, разбежался. Так легко эти вещи не делаются. Грин-карту быстро не раздобыть, придется заполнить множество бланков, обить бесчисленные пороги.

К тому же зачем мне далась эта женитьба? Мы с Елизаветой едва знакомы. И еще: эта свадьба нужна ей по тем же причинам, что и свадьба с Хесусом — деньги и виза.

Я повернулся к Елизавете. Девушка смотрела на меня, и я не мог избавиться от ощущения, что все это время она читала мои мысли.

— Ты выглядишь уставшим, — заметила она.

— Справлюсь.

— Можешь отдохнуть. Я посторожу…

Дверь спальни Пеппера скрипнула, открываясь.

На пороге стояла Роза. Вид у нее был виноватый — словно она не легла спать вовремя и сама это понимала.

Я спросил:

— Что-то не так, Роза?

— Не могу уснуть, — призналась она.

— Хочешь посидеть с нами?

Она кивнула вместо ответа.

Я поднялся и подошел к ней, тихонько прикрыл дверь за ее спиной и подвел девочку туда, где только что сидел сам. Она устроилась между мной и Елизаветой.

— Что делаете? — спросила Роза.

— Ждем, — ответил я.

— Чего ждете?

— Рассвета.

— И тогда мы уедем отсюда?

— Конечно.

— Это хорошо. Мне здесь не нравится.

— Мне тоже.

Роза обвела взглядом половицы, и я мог догадаться, каким будет ее следующий вопрос.

— Что случилось с Крепышом? — выдавила она наконец.

— Он… поранился.

— И умер, как Мигель?

Я не видел, чем поможет ложь. И кивнул.

— Призрак и до него добрался?

Елизавета вмешалась:

— Мы ничего не знаем наверняка.

Роза повернулась к ней, вгляделась в лицо.

— Почему ты так странно говоришь?

Елизавета удивленно моргнула.

— Я не сказала ничего странного.

— Но звучит странно.

— Это почему?

— Ты говоришь, как злодеи в кино.

Елизавета тихо рассмеялась.

— В американском кино.

— Она родилась в России, — объяснил я. — Это акцент. Так звучит английский, когда на нем говорят русские.

— А в России тоже снимают фильмы? — спросила Роза.

— Ну конечно, — улыбнулась Елизавета.

— Я ни одного не видела.

— Снимают, даже не сомневайся, — уже с обидой заверила ее Елизавета.

— Снимают, — согласился я. — Но они такие скучные, что никто, кроме русских, не хочет их смотреть.

Елизавета громко, раздраженно фыркнула.

Мы умолкли, вслушиваясь в пулеметные очереди ливня, бьющие по крыше.

Роза заговорила снова:

— Зед, помнишь, ты обещал научить меня стишку про маленькую мисс Маффет? Может, попробуем?

— Конечно, — согласился я. — Он совсем простой. Всего шесть строчек[26].

— Я готова.

Я продекламировал этот детский стишок, по мере сил объясняя Розе и Елизавете смысл слов «бугорок», «творожок» и «закваска».

— Дурацкая песенка, — сделала вывод Елизавета. — Девочка сидит на бугорке? Бежит прочь от паучка и остается голодной?

— Ты не слыхала русской версии?

— А что, такая есть?

Важно кивнув, я забубнил:

— Красавица Мушка вползла в погребушку, искала морковь и картошку. Тут пришел скорпион, напугал ее он, и сиротка забралась в кадушку.

— Подожди! — возмутилась Роза. — У Элизы ведь нет мушек!

— Зато «мушка» рифмуется с «кадушкой».

— А слова «погребушка» вообще не бывает!

— Прости, Роза. Это вроде экспромта: я сочинял, пока рассказывал.

— Ты бываешь таким мудаком, Зед, — сказала Елизавета. Ее глаза метали в меня блестящие кинжалы.

Удивленный, я уставился на нее во все глаза:

— Всего лишь шутка, Элиза…

— Воображаешь, быть сиротой — это шуточки? Обхохочешься.

— Я это вставил, чтобы было похоже на народный стишок.

— То есть ты не знал, что я росла сиротой?

— Что? Нет же! Разве ты сирота?

— Пита не рассказывала?

— Нет, Элиза! Клянусь… Черт, если бы я знал…