Остров любящей женщины

Не заметил, как за окном сгустились ранние зимние сумерки, в палате потемнело, только лампочки на каких-то приборах мигали. Васильев устало прикрыл глаза. Весь день он гнал от себя мысли о том, что Макса нет, что он уже где-то далеко. Ему не больно и не холодно, хотя, наверно, как и положено, он лежит где-то в больничном подвале, накрытый простыней… «Боже мой! Как все хрупко в природе! — думал Васильев. — Еще совсем недавно мы с ним сидели в нашей гостинице целую ночь перед этой поездкой, просчитывали нашу операцию до мелочей, а сегодня меня совсем не волнует ее исход, потому что нет Макса. Потому что, даже если очень захотеть, ничего не изменить. Я даже слова нормально сказать не могу!»

Скрипнула дверь, кто-то шепотом сказал: «Заходите, сейчас мы его разбудим».

«Кто это?» — подумал Леха Васильев.

Включилась неяркая лампочка над дверью. Леха почувствовал на плече у себя руку доктора Аристархова. Он ее узнавал уже безошибочно. Он попытался что-то промычать, а доктор ему сказал:

— Не напрягайся. Сейчас мы тебя положим удобно, и…

«Что там за «и»?» — подумал Васильев. В этот момент сильные руки перевернули его на спину, и рядом с доктором он увидел…

— Брат! — Сказать не получилось, но все поняли.

— Привет, Лешкин кот! — так и только так с самого детства звал его Саня. — Ну-ну, не плакать. Я тут, с тобой. И надолго.

— Вы располагайтесь, Александр, — сказал ему Борис Романович. — Пропуск вам мы сейчас закажем такой, чтобы вас в больницу в любое время суток пускали. Но вы не злоупотребляйте. Помните, что ему не только положительные эмоции нужны, но и покой.

* * *

Зима наступила в январе. Морозы хоть и не трещали, но снегу насыпало немало. В щель между рамами на застекленной лоджии каждый день наметало крошечный сугроб. Он лежал на узком подоконнике, не таял. Посмотреть на снежное чудо природы приходили Катеринины коты. Они всеми правдами и неправдами открывали неплотно запертую балконную дверь, прыгали на подоконник, нюхали снежную кучку, смешно втягивая свежий воздух носами. Глядя на них, Катерина вспоминала, как любила играть в своем детстве.

По причине частых простуд на улицу баба Шура отпускала ее неохотно, и Катерина вымаливала у нее принести в дом большую миску снегу. Взяв с нее слово снег не есть, бабушка просьбу выполняла.

Катерина устраивалась с миской за кухонным столом и начинала выдумывать сказку. Из снежной горы она лепила замок, с башенками, с флюгером из фантика. Перед замком был непременно ров, через который она строила мостик из обгоревших спичек.

Жили во дворце Король и Королева, роль которых играли старые шахматные фигурки, невесть откуда появившиеся в доме бабушки Шуры, которая в шахматы играть не умела. Катерина рассуждала вслух, сочиняя истории из жизни королевской семьи. У Короля и Королевы была любовь и были дети — «королята». Это была большая и дружная семья, в которой происходили всякие хорошие события: то день рождения, то свадьба, то покупка нового телевизора, то поездка в отпуск.

Играла Катька увлеченно. Правда, сказка была всегда с одним концом. Наступала весна, ледяной замок постепенно терял очертания, подтаивал. Потом проваливался мостик. Снег чернел, сказка исчезала. До следующей игры.

Катерина, накинув на плечи теплый платок, наблюдала за Кешкой и Наполеоном. У них тоже была своя игра. Нанюхавшись снега, они расковыривали лапами сугроб. При этом кто-то кому-то непременно мешал. Тогда в ход пускалось оружие. Два-три замаха левой, и коты вставали на задние лапы и сцеплялись, как борцы на ринге. Борьба длилась до победного конца, пока кто-нибудь из двоих не оступался на узкой доске подоконника и не спрыгивал вниз.

В это воскресенье победил Кешка. Наполеон, свалившись на пол, сделал вид, что не очень-то и надо было, и удалился с достоинством в кухню. Пока он не видел, Катерина взяла Кешку на руки, обняла его, зарылась носом в его полосатую шубу, понюхала. Ей казалось, что он пахнет хозяином — Лехой Васильевым — и его домом, в котором Катерина и не была-то ни разу. Кот прижался, ласково замурчал.

— Пошли обедать, — позвала его Катерина. — Только сам-сам, своими лапами, а то ревнивец обидится.

В комнате зазвенел телефон.

— Привет, Катька — мать кошачья.

Юлька.

— Привет.

— А что так вяло?

— Да не вяло, нормально.

— Катька, не знаю, как сказать тебе… — Юлька помолчала. — Ну, в общем, на работе у нас… Завтра сама узнаешь. Я не хотела говорить, но, может быть, лучше, если быть готовой ко всему. Короче, сокращение. У главного нашего, сама знаешь, помимо нашего агентства другая игрушка появилась — поинтереснее бизнес, поденежней. Нам там места нет. И тут штат он не хочет держать полный. В общем, ты в списке на сокращение. Только не пыхти и не психуй. Что-нибудь придумаем.

— Да я не психую. — Катерина вообще не отреагировала на новость. — К этому все и шло.

— Кать, ты что, не расстроилась? — Юлька очень удивилась ее реакции.

— Абсолютно. Юль, профессия есть в руках. Ну, на халтурках какое-то время проживу. Много ли нам с котами надо. А там, глядишь, болезный наш явится, что-нибудь придумаем.