Остров любящей женщины

Она никогда раньше так не молилась. Ее отношение к вере было поверхностным. Никакими особыми знаниями в этой области Катерина не обладала. Лет до двадцати она вообще была безбожницей, в храм даже из любопытства не заходила. С бабушкой ссорилась, когда та поучала ее и просила принять крещение. А потом стала задумываться о том, что что-то есть в вере, которая жива на протяжении веков, хоть ее и вытравливали старательно из умов людей. И прониклась. Да так, что в один прекрасный день встала рано, ни слова бабе Шуре не сказала, поехала в храм и окрестилась. Приехала домой какая-то другая, просветленная, что ли. Подошла к бабушке, которая чаи гоняла на кухне, поцеловала ее и достала из ворота кофточки крестик на суровой нитке. Бабушка чуть дар речи не потеряла. А Катька сказала ей:

— Вот, баб… Видишь, я теперь тоже крещеная. Надумала…

Бабушка перекрестила ее, сложив заскорузлые пальцы в щепотку, и заплакала.

— Ты рада, баб Шур?

— Ой, Катюшка, и не сказать, как рада. Нельзя без веры. И силой в нее нельзя. Надо вот так: проснуться в один день и сказать: «Верую». Душой сказать надо. Тогда это по совести и от всего сердца.

Потом и Игоря-Кузнечика сагитировала. Он тоже до тридцати лет без креста ходил, хоть и периодически захаживал в храм, поставить свечки за здоровье свое и мамино. Игорь удивительно легко согласился принять обряд крещения. Причем хотел, чтобы все было «по-настоящему». Они поехали в деревенский храм под Лугой, где батюшка крестил Игоря по всем правилам, окуная его с головой в купель.

Незадолго до того как Игоря не стало, он сказал Катерине, что хочет побывать на исповеди.

— Катька, хочу попробовать, как это я буду рассказывать все о себе, наизнанку выворачивать душу. Ты когда-нибудь пробовала?

— Нет. — Катя удивилась, что Игорь вдруг принял такое решение. — Давай вместе.

Они поехали туда же, под Лугу, где батюшка принял их как старых знакомых. Игоря трясло мелко перед исповедью, волновался. «Не подслушивай только, ладно?» — попросил он Катерину. Она вышла из храма и долго гуляла по цветочной поляне. Наконец Игорь вышел.

— Ну как? — спросила его Катерина.

Он только мотнул головой, мол, подожди. Сел на скамеечку при входе, рядом с нищим, который спал на солнышке, держа в руке пластиковый стаканчик для мелочи.

— Катька, это так трудно было. Мне ведь пришлось рассказывать про свои загулы… Знаешь, отец Олег сказал мне, что нам с тобой венчаться надо. Ты как?

— Я и не думала, ко, если надо, я готова.

— Я так и сказал… Мы обдумаем и приедем сюда. — Игорь помолчал. — Знаешь, такие ощущения необычные, как будто я носил-носил что-то тяжелое и ненужное и сбросил с себя эту тяжесть.

Потом, когда Игоря не стало, Катя часто вспоминала эту поездку и понимала, что все было не случайно. Ведь как будто кто-то под руку тогда толкнул: езжайте, не откладывая на завтра, пока не поздно.

Она простояла на коленях перед иконой Пантелеймона-целителя два часа. Давно сгорели свечи, а она все просила святого помочь рабу божьему Алексею. Ей казалось, что, пока она тут, пока стоит перед иконой и просит об исцелении, с Лехой там, в Германии, ничего плохого не случится.

Катерина вышла из храма и побрела тихонько к автобусной остановке. Не было сил, не было мыслей никаких, кроме одной: он должен победить. И ожидание сообщений оттуда. Минуты не бежали, не шли, они медленно, как масляные капли перетекали из сосуда прошлого в сосуд настоящего. И ускорить процесс, занять себя чем-то, что поможет отвлечься от наблюдения за вялотекущим временем, было невозможно.

На остановке Катерина простояла долго. Наконец вдалеке показался ее автобус. Она обрадовалась и в тот же момент почувствовала, что кто-то за ней пристально наблюдает. Она повертела головой — никого. Показалось. Но ощущение, что за ней следят, не проходило. Катерина развернулась. За спиной у нее была витрина магазина подарков, красивая и нарядная. Чего только не было там выставлено! А в самом центре сидел игрушечный медведь. И смотрел на Катю глазами Лехи Васильева. Она не сошла с ума и не впала в детство. Просто игрушка действительно была похожа на глухопятого.

Автобус прошуршал, задевая край тротуара, остановился. Двери распахнулись прямо перед носом у Катерины. Ее стали толкать со всех сторон: сверху наступали те, кто хотел выйти, сзади напирали входящие. А она стояла и мешала всем.

— Ну, чего рот разинула? — гаркнул ей прямо в ухо какой-то мужик с клетчатыми баулами в руках. В таких на рынок волокут шмотки продавцы.

Катерина посторонилась, пропуская горластого, и отступила. Автобус с шипением закрыл двери и тяжело пополз по улице. А Катерина еще раз посмотрела на медведя в витрине магазина и потянула на себя ручку тяжелой двери.

Ах, какой это был магазин! Сейчас, конечно, удивить кого-то заполненными прилавками трудно, но этот был особенный. Катя в таком ни разу не была. Какие-то совершенно чудные сувениры, нарядные подарки, красивая упаковка. Она подошла к продавцу отдела игрушек и сказала, что хочет медвежонка, который сидит в витрине.