— А толкать не имеешь права, — отплевавшись, сказал Кудимов, с ненавистью глядя на инспектора.
— Я те дам, не имею, — мирно сказал Фетисов. — Я те отучу браконьерить. В последний раз предупреждаю. Сейчас акт, а потом под суд.
— Валяй, валяй! Тебе за это деньги платют. Только чего ж своих не штрафуешь?
— Каких-таких своих?
— А таких! Свояка. Что он — не бьет?
— А я вот скажу ему, так он тебя уж всяко прибьет, чтоб язык укоротил.
— Ладно, нарвешься на кого следует, поучат, — бурчал Кудимов, глядя, как инспектор запихивает рыбу в рюкзак.
— Ты уж лучше и не суйся на берег, — говорили Кудимову мужики. — Ведь каждый раз с тебя начинает. Чего-то ты ему поперек встал.
— Как же, так и отступлюсь. Держи карман, — хорохорился Николка Кудимов и показывал рукой непристойное. И тут же добавлял с руганью: — Вот зараза, привязался.
— По силе нашел, — смеялись мужики. — Он тебя одной рукой могет согнуть.
— Ага, согнуть… Не очень-то, — сознавая свою физическую неполноценность, затихал Кудимов.
Да, не могуч он был. Среднего роста мужику — по плечо. Правда, силенка была. Была она в его клещастых руках. Вцепится — не оторвать. Да ведь и Фетисов не слабак. Одной рукой на вилах копну вздымал. Так куда ж там с ним бороться…
В эту ночь стояло безветрие. Перед рассветом, правда, потянуло сквозным ветром, но ненадолго. Да и не помеха он был. Если уж щука занерестует, то от такого ненастья не остановится. Тут уж ей ни до чего. На шаг в своей яри допустит. Юрлаки жмут так, что другой раз ее горбушка из воды выпирает. Тут уж только не промахнуться…
Где-то на чистом, открытом пространстве возбужденно загагакали гуси. Это они всегда так, в рассвете, перед тем как полететь на далекие поля. Тонко нарезая воздух, пролетели вблизи кулики. И Кудимов стал зорче всматриваться в тусклую одноцветную полосу серой воды, пробитую кое-где остриями камыша, — не плеснет ли? Был он в болотных сапогах, развернутых до пахов. Они были великоваты ему, и он распорол их вверху, чтоб не мешали при ходьбе. Длинное, отшлифованное стеклом древко, на которое была насажена острога, спокойно лежало в руке. Оно как бы замерло, готовое в любую минуту вырваться и стремительно настичь добычу. Глаза у Кудимова щурились в сжатых веках от ветра, обветренные губы (нижняя лопнула посредине) были плотно сжаты, ноздри раздуты. Он был весь затаенная жестокость. И ему не было никакого дела до того, что в природе совершалось великое, святое таинство, без которого не будет жизни на всей земле.
Он настороженно ждал. Ждал всплеска. Дышал прерывисто. Сердце стучало громко, четко, словно отсчитывало время.
Наконец неподалеку раздался всплеск. Кудимов зорко метнул взглядом. Он знал — это щука зовет юрлаков. Всплеском зовет, пуская по тихой воде частые выплески. Пустив, отошла к другому краю притуманенной заводи. И там всколыхнула воду. Отошла. Кудимов подосадовал. Но вблизи неожиданно вода взбурлила и стала беспорядочно всплескиваться. Это пришли юрлаки. И, судя по шуму, суете, щука была большая. Кудимов переступил. Ему не терпелось приблизиться к ним, но знал — не время, они еще не в яри. Могут уйти, заслышав его шаги, хотя передвигался он и бесшумно. Бесшумно? Это ему только кажется — у рыбы другой слух. И он замер, выжидая, когда начнется настоящая брачная возня.
Вода была ледяная, и Кудимов чувствовал, как она плотным холодом обжимает ноги и они начинают стынуть. «Надо бы еще пару шерстяных носков надеть», — подумал он и тут же забыл о ногах. Щука с юрлаками чуть сдвинулась с места, и там уже началась бурная возня. Такая, что на какое-то время все звуки рассветного утра пропали, кроме этих выплесков. И Кудимов, осторожно раздвигая воду, зная, что ни щуке, ни юрлакам не до него, направился туда. И на самом деле, возня там все больше усиливалась. Вода уже кипела, и в ней стала вздыматься щучья спина, темная и широкая, словно затонувшая колода. В ту же секунду Кудимов ударил острогой в ее выверт. Щука с дикой силой рванулась, чуть не выдернув древко из руки Кудимова. Но он ловко подхватил древко левой рукой и, изогнувшись под тяжестью рыбы, выбросил ее на берег.
Она упала к ногам инспектора Фетисова. Подскакивая, стала ворочаться, обдавая его кирзовые сапоги жидкой кровью.
Кудимов обалдело глядел на инспектора, не понимая, откуда он мог взяться. А тот стоял, широко расставив ноги, и с мрачной усмешкой смотрел на браконьера.
— Ну, теперича все, — тихо сказал Фетисов, но Кудимову послышалось, будто он заорал. — Теперича я тебя засужу! Будя.
— Чего будя? — ненавидяще и со страхом глядя на него, сипло сказал Кудимов.
— А того, что подавай острогу.
Щука была не убита, а только тяжело ранена. Она стала прыгать к воде, выбрасывая по пути икру. Фетисов отшвырнул ее ногой. И это движение словно пробудило Кудимова.
— Еще чего? — крикнул он.
— А я говорю, подавай острогу! — жестко сказал Фетисов и пошел на Кудимова, как медведь на рогатину.
Взошло солнце. Оно осветило всю землю, сделав розоватой воду, слабо блеснуло на металлических пуговицах Фетисовой куртки. Почему-то этот блеск особенно озлил Кудимова.