– Чудачка, – засмеялся Сергей, – именно тебе это впору определить. На Земле не исчезают следы.
– Погодите, – взмолился Жан, – дайте дочитать… «Наутилус» приблизился к африканским берегам, где имеются глубоководные впадины… А дальше на несколько листов описание подводного мира.
Читать?
– Я думаю, – сказала Софи, – сначала выслушаем очевидца.
– Всегда пожалуйста. Для меня Красное море – в смысле прекрасное, как и красная рыба, хотя мясо у неё – белое. Нет, при погружении мы не встретили обилия рыб, а креветку я видел на глубине в пару километров и плоскую рыбу. С виду она – мурена, но плавает, как камбала. И, разумеется, никаких там гигантских спрутов, хотя нужно сказать, я имел-таки с ними дело. Я ведь ещё на Дальнем Востоке на специальной подводной лодке ходил. Цель была благородной – идти под тайфуном, в зоне его разрушительного действия. Исследовали поверхностный океанический слой. Все ураганы и тайфуны движутся строго в пределах теплой зоны; там, где температура воздуха у поверхности 26–27 градусов, а температура воды выше на 1–2. Встретившись с сушей или холодным морем, тайфун гибнет от холода.
– Значит, можно с ними бороться, охлаждая, высыпая углекислоту? вмешался Жан.
– Может, но нам такая задача не ставилась. Мы должны были, меряя температуру, прогнозировать движение. А ещё мы всплывали в глазе тайфуна, там, где – «тишь да гладь, да божья благодать». Океан кипит, как суп на плите в кастрюле, а над головой – чистое небо и плавает невинное облачко, солнце светит, а всего в десятке километров вращающаяся грозовая стена, сметающая всё. Молнии, взрывы, конвульсии.
– Как ты думаешь, Жан? – сказала Софи. – Не пора ли нам что-нибудь назвать именем нашего первоисточника: новое явление, природный феномен или вновь открытые земли?
– Именно пора, – подхватил Жан. – Я на этом даже настаиваю.
– Технология отработана. Титан Атлас как-то выступил против богов, и его осудили держать на плечах небесный свод. Географ Меркатор четыреста лет назад издал собрание карт, украсив его изображением Атласа.
Софи явно захотелось провести хоть с ними первый урок:
– …После этого собрания небесных и земных карт стали называть атласами.
– Ты, Софи, кончай со своими «софизмами», – сказал, наконец, Сергей, и крылатое слово прижилось.
– Ну, что, Арабелла? – Жан сам себя наедине называл именем одного из знаменитых космических пауков. Он называл себя по-разному, если отлично чувствовал, то Арабеллой, когда похуже – Анитой.
В этот раз он прекрасно выспался и нашел прозрачные листы для просторного ящика, из которого получится хороший террариум для его питомцев – головастиков, когда они превратятся в ВИП – важных особ. Взглянули бы на него приятели: он здесь Робинзоном на необитаемом острове. Только тому и не светили такие возможности. Он в прямой видимости всех и одновременно невидимый над Землёй.
Перед сном Жан вдруг увидел закатный блеск затворяемых на Земле окон или, может быть, так сверкнуло автомобильное лобовое стекло, и он подумал, а ведь возможна и подобная космическая связь. И эта мысль не забылась.
Потом ещё он подумал: вот если бы включить на Земле сварочный аппарат и азбукой Морзе (недаром учили их) передать нужное сообщение. Под Парижем есть школьный, наблюдательный пункт, где дежурят школьники-астрономы. Вот бы им передать послание. Стоит обсудить с первоисточником. А пока помечтаем: на Земле уже темно и заходящая звезда вдруг начинает организованно мигать. Впрочем, это всё – нереально, астрономы дежурят глубокой ночью, а не в сумеречные часы.
Но он слышал, там есть и такие, что вечно ждут появления НЛО. Он с ними не был знаком, но слышал – такие есть. Представляете, фокус – они сидят себе, ждут, и вдруг замигала морзянкой звезда.
Конкретная жизнь постоянно учила его: задумаешь многое, трудишься-делаешь, а в результате – ничего. Разумеется, что-нибудь выходит, но непропорционально стараниям. А с хлореллой, кажется, у него получилось: зазеленело в сосуде. Постоянной циркуляции, правда, не было, а ручная прокачка – недостаточна для обогащения раствора. Жан вертелся, крутился, соединял вентилятор и насос. Вентиляция в модуле не особенно получилась, однако масса хлореллы росла. И если (тьфу-тьфу) ничего непредвиденного не произойдёт, то скоро он соберет долгожданный урожай.
Жан теперь постоянно спал в каюте жилого модуля, и днем старался возможно реже заходить в «оранжерею» станции, и, кажется, в этом и заключалась разгадка тайны.
На станции мало что росло. Огурцы не росли и лук завял, но картофель рос. Корни его походили на шар и между ними завязались узелки клубней.
Самыми любимыми были для Жана грибы и головастики. Споры грибов они привезли с собой, и грибы выросли, правда, диковинные, без шляпок. Все они дружно тянулись к свету, но один вывернулся и от света пошёл…Оригинальничает…