Остров надежды

И головастики выросли. Жан чуть толкнул подвешенный на тяжах аквариум: лениво убираясь и выпячиваясь шевельнулся внутри пузырь, и тотчас оживились, заплавали вокруг головастики. Были они уже в переходной стадии, с хвостами и лапами. Наблюдая их, Жан подумал, а может и на них самих смотрят со стороны. Беззащитны сами они. Вдруг откроется люк и пришельцы объявятся:

– Вылезайте, приехали.

День Софи начинался с уборки. Ворсовая ткань «богатырь» хорошо вытиралась мокрой тряпкой. Доставляли немалые хлопоты застарелые следы сока, и она тёрла, а они появлялись. Когда она направлялась к панелям с тряпкой, Жан и Сергей дружно кричали: «на панель». Однако с каждым днём уборка требовала всё меньше времени. Софи устраивала постирушки в прачечной, изготовленной кружком «Умелые руки».

Прачечная представляла собой прозрачный шар, из которого выходили гармошками рукава, какие делают в фотоателье для посетителей, вынимающих на свету пленку из фотоаппарата. Но там всё делалось чёрным и непрозрачным, чтобы не попадал свет, а здесь наоборот все было на виду и открывались любопытные картины смеси пузырей и воды. Как позавидовали бы им Релей и Стокс, описавшие уравнениями поведение пузыря и капли. Сами эти и капли, и пузыри отзывались на каждый толчок, демонстрировали проявление поверхностных сил, характерные и для капелек и для звездных ассоциаций.

Может эти картинки и натолкнули их на идею прибора, способного рассказать обо всём. В исходном виде он представлял собой шар с водой и пузырем, реагирующий на все материальное на Земле. В будущем он обещал стать своеобразным телевизором, демонстрирующим процессы и внутри планеты и на её поверхности – «телевизором богов», демонстрирующий каждый шаг на Земле. А пока это был всего лишь газовый пузырь, реагирующий на орбитальные мизансцены станции.

Закончив хозяйственные дела, сменив пылесборники вентиляторов, Софи выплывала на свое рабочее место – в переходной отсек и начиналась карусель около шести иллюминаторов. Её по-прежнему поражали краски: светящаяся атмосферная синева, неправдоподобная яркость заката, контрасты гор и пустынных мест. Однако зелени лесов с орбиты не наблюдалось. Зелень выглядела серой, тёмно-серой с переходом в темноту. Её глаза уже многое различали и на океанической поверхности: теплое течение – тёмное, холодное посветлей, интересна граница смешивающихся вод.

Сначала Софи сомневалась, звала то Сергея, то Жана. Они отмахивались синева и всё. Но нет, она всё отлично видела, и возможно это было особенностью её глаза, а скорее и глаза, и опыта. Ведь поначалу она узнавала совсем немногое: аппенинский сапожок с альпийскими белыми панталонами; ската – крымский полуостров, хотя Сергей говорил, что, скорее, это – лось (он ведь ясно видел лосинную морду и различал рога, рот, нос, глаза); оперение Багамского архипелага. Но со временем Софи так «набила руку» (узнавала места по рисунку горных систем и хребтов), что они называли её «Хозяйкой медной горы».

Софи знала, что есть такой сказочный образ в России – «Хозяйки уральской горы», одной горы. Но она наблюдала отсюда всю зону смятия уральской гряды. Как идёт она далеко на юг через пустыни и иные горные хребты и выходит к Персидскому заливу. Нет, она теперь – хозяйка всех гор, лесов, полей, рек. Она – Софи в дополётной жизни, а здесь она – Гея – богиня Земли, планеты всей.

Жан и до полёта считал себя изобретателем. Правда, им был изобретён пока всего-навсего вечный двигатель, который он использовал для кухонных настенных часов. Стержень, то удлиняясь, то укорачиваясь, подзаводил часовую пружину, а постоянное изменение температуры и температурное расширение стержня – обеспечивали вечное движение хода часов.

Здесь в кружке «Умелые руки» получались нужные вещи. Так они переделали бортовую печь: уменьшили секцию обогрева и получили больший объём и нужные температуры. Обогрев получался симметричным, со всех сторон, и пирог в ней должен был выйти цилиндрическим, вроде рулета.

Вся здешняя работа состояла в том, чтобы что-то разобрать и затем по-иному применить. Но пока это делалось, в интервале первоочередного Жан хранил детали в «шкафу», за панелью, рядом с каютой. Всё нужно было припрятать или закрепить. А иначе откроешь панель и вывалится всё разом. Собирай затем, причём обязательно что-нибудь уплывёт, и хорошо, если окажется около вентиляторов. Недостаточно закрепил, засунул в спешке и уплывёт, а потом неожиданно выплывет. И в тот раз так выплыла большая тетрадь с надписью фломастером: «Журнал аномальных наблюдений».

Это была большая общая тетрадь, из облюбованных студентами начальных курсов технических вузов, обычно украшенных мудрыми изречениями, вроде: «Тетрадь – не общая, а Жана Пикара», например. Тетрадь не носила, впрочем, признаков авторства. Более того участие в ней, казалось, пытались скрыть, а потому Жан решил пока о ней не говорить, а ознакомиться в одиночку, самостоятельно, и только потом уже показать другим.