Из девятки отделились пятеро. Среди них – Пун и Джесси, его сосед. Последний тут же глянул на своего «протеже», как он привык его воспринимать, и ухмыльнулся.
– Шаг вперед те, кто может обучить других.
Несмело сделал шаг только один.
– Черт. Да у нас уникальный специалист.
Ли Кван Чжону, китайцу средних лет, привыкшему быть на вторых ролях в клане и среди товарищей, конечно, было приятно: неожиданно настал его звездный час, о котором он и не грезил. Но уже через пятнадцать минут он ощутил колоссальную ответственность: ему предстояло дообучить тех, кто сделал шаг вперед, и вместе с ними погрузиться в мусорное море. И начать нужно было немедленно.
Остальные солдаты и офицеры, под чутким руководством Фостера, принялись за ремонт огромной сети и установку механических кранов на берегу. По мысли Зилу, операция поимки моллюсков выглядела следующим образом: сеть с грузилами опускается вдоль берега; водолазы устанавливают ее сначала на небольшой глубине, затем, если потребуется, ныряют все глубже и глубже. Собственно, водолазы нужны были, скорее, наверху – чтобы без повреждений погрузить сеть под слой плавающего мусора.
Альваро, которому позволено было выходить на «частный пляж» военной базы, смотрел на все эти приготовления и приходил в ужас.
– О, доктор! – Пун встретил его как старого знакомого. – Ты что здесь делаешь?
– Я пленник.
– Ты в тюрьме? – уточнил Пун, английский которого продвигался невеликими темпами.
– Вроде того.
– Ты шутишь, док, какая это тюрьма. Ты гуляешь! – возразил филиппинец.
– Если бы, Пун.
– Док, я видел твою лабораторию, – признался Пун.
– Что?
– Ту, возле берега, вы там работали с этим французом. Дверь ржавая, внизу щель, в которую все видно. Я лег и посмотрел, – подмигнул Пун и отправился за аквалангом.
Альваро вздохнул: неприятные новости сыпались одна за другой. Но много ли он мог увидеть? Да и что он мог понять, этот крепкий, но не слишком образованный, судя по всему, парень?
Крюгер начал принимать токсин еще тогда, когда не знал, можно ли безболезненно избавиться от зависимости. Конечно же, он продолжил употреблять и после, когда Холгер рассказал о том, сколь легко можно преодолеть ломку. Паскаль выдал мусорщику еще с пяток доз, и последние пару вечеров прошли одинаково: Крюгер запирался в контейнере-лаборатории океанолога, спал счастливым, полным галлюцинаций, сном, а если и не спал, а бродил по помещению, то о том не помнил. Утром он выходил и принимался за свою обычную работу, перемежая ее визитами к Паскалю и к Бенциану, который все ломался и не допускал торговли наркотиками в своем клане.
Тогда Крюгер предложил ему иное условие – пусть ремесленники не покупают, но продажу он будет вести через Сандрика. Тут Бенни не возражал, потому что не увидел трюка в таком действии: теперь весь клан ремесленников знал, что а) наркотики доступны всем, но именно им Сандрик не продает (и тогда контроль Сандрика над торговлей выглядел закономерным); б) доказано, что бросить токсин – легче, чем сигареты, требуется всего пара дней. Разумеется, ремесленники уже в день открытия точки начали накидывать Сандрику «премию», чтобы он нарушил запрет их главы и отпустил дозу. Первым из страждущих был Фарух, чуть не погибший от этого токсина. Бенни разрешил подложить под себя бомбу – и сам был в том виноват.
Услышав о таком ходе событий, Крюгер обрадовался и возбудился; дольше обычного флиртовал с Розой. Он решил, наконец, вернуться к Эмме, которая не видела и не слышала его двое суток, и два вечера ждала с накрытым столом и вычищенной одеждой.
– Эмма, привет! – Крюгер был в приподнятом настроении, и Эмма подозрительно глянула в ответ.
– Привет.
Крюгер с удовольствием, пыхтя и чавкая, поел и отправился мыться. Для Эммы это был однозначный сигнал – ведь сама его приучала. Она разделась. Крюгер, в чем мать родила, вышел из-за перегородки «ванной».
– Ого. Хорошо, хорошо, – проговорил он и закинулся капсулой токсина, – хочу попробовать под этим делом.
Крюгер опустился на стул и просидел с пять минут, пока Эмма, накинув на себя одеяло, ждала. Приход нахлынул резко, Крюгер обмяк.
– Лили… ааа… девочка моя, дорогая моя девочка… что ж ты такая сучка… почему ты сучка, спрашиваю я тебя… мне надоело все это… прости, я не хочу тебя бить… не изнасилование, какое там… ты же моя жена, как можно мужу тебя изнасиловать… но как же я тебя так, какие полосы на шее. Зря ты молчишь. Вот молчишь, а меня это не возбуждает, – уставившись в точку, Крюгер минут двадцать обсуждал со своей умершей женой их жизнь, отношения, и, как показалось Эмме, даже ее убийство. – Маленькая моя, маленькая девочка, почему тебе так хотелось делать глупости? Мы все в ответе. Да, любовь долготерпит… вот я и терпел… но как же так можно, этот остров и Господу не виден, потому как это ад, а в аду правила иные, и тут нельзя, нельзя так дразниться, нельзя допускать резкого слова. И да прилепится жена к мужу, а муж к жене, но ты же не прилепилась. Ты собиралась удрать. Девочка моя, девочка.
Крюгер встал, схватил стул и пустил его в стенку около Эммы.
– Крюгер! – закричала она.