– Что ж, господа, начинаем. Прошу вас, Чепмен, расскажите о плане действий.
Чепмен и подумать не мог, что довольно простой алгоритм, придуманный им, может быть подвергнут двухчасовому разбору, тотальной обструкции, и ему придется защищать и отстаивать каждый шаг. При этом ни по одному из предложенных пунктов оппоненты (а ими были все, кроме Холгера и Франклина) не предлагали никаких конструктивных альтернатив, и разговор строился по следующей формуле:
– Далее, – отдуваясь, говорил Чепмен, – мы вместе с Ди следуем по центральной улице…
– Постойте, – перебивал друг Грэма, – но почему по центральной?
– Чтобы нас увидело как можно больше людей и потенциальный подозреваемый в том числе…
– Вы можете идти по любой улице… слухи сработают…
– Смотрите. Предыдущие преступления произошли близко к центральной улице…
– То есть вы полагаете, что маньяк перемещается только там? Вам известна его личность? – наседал дружок Грэма.
По каждому слову, написанному в плане, шла подобная бессмысленная битва. Холгер, изредка приходивший Чепмену на помощь, только усугублял положение и оттягивал конец этого пустого разговора. Этот совещательный ад напомнил Чепмену, что в любом собрании, призванном что-то решить без ярко выраженного лидера, будет стоять гвалт и неразбериха, ибо это и есть истинная цель таких собраний. Условие это выполняется всегда, где бы ни велась дискуссия и о каком бы вопросе ни шла речь. Чепмен, надо отдать ему должное, показал себя с лучшей стороны и выдержал нападки, упреки и едкие комментарии, порядком взмокнув и утомившись. К счастью, придирки к мелочам не отменяли главной задачи, стоящей перед охотниками за маньяком, и далее они, согласно расписанным позициям и схемам действий, приступили к реализации плана.
Первый пункт – разъяснить происходящее Диане и запустить убедительную легенду о том, почему Судья дозволил ей прогулки. Это поручалось Холгеру, который еще за день до того оповестил врачей клана о том, что попросил Судью хотя бы в течение пары дней выпускать бедняжку на воздух, потому что по результатам осмотра у Ди якобы начиналась депрессия, а на свадебном балу, парадном идеологическом мероприятии невесты должны сиять, улыбаться и не показывать ничего, кроме бурной радости от происходящего. Холгер выдавал эту сплетню за свою победу – дескать, вовремя подошел к Судье, удачно вклинился между заседанием по наркотикам и слушанием по беглецам-угонщикам. Судья отмахнулся – мол, делай, только не приставай. Поскольку врачи обходили пациентов по всему острову, то и сплетни распространяли весьма эффективно, к середине дня слух уже успешно укоренился. Некоторые ремесленники, положившие глаз на Ди, начали чаще выглядывать на улицу. Другие потенциальные ухажеры Ди, в том числе и те, кто стремился утешить ее на похоронах Грэма, занимали места в кафе или прогуливались. Назревало что-то вроде спектакля.
Рассказать обо всем Ди доверили Чепмену. Формальных причин на то было названо две: молодые люди были хорошо знакомы, а кроме того, Чепмен официально выступал следователем и кому, как ни ему, сопровождать Ди.
Он впервые за три недели остался с ней наедине. Ди с размаху обняла его и страстно впилась губами.
– Хочу тебя прямо здесь и сейчас.
И кто бы на месте Чепмена устоял? За время их разлуки, за время вынужденного одиночества девушки, Чепмен стал чуть ли не единственным, с кем она общалась. Холгер приносил его записки, она писала в ответ. Он ободрял ее, твердил, что все будет хорошо, не скулил, раздобыл для нее очки, передавал книги, он справлялся у Холгера, как поживает плод в ее утробе – Ди доподлинно знала об этих разговорах от того же врача. Чепмен действительно любил ее, и разлука доказала это убедительнее, чем любые прежние знаки, фразы и жесты. Поэтому она загадала – как только (и если!) они окажутся один на один, она отдастся ему, потому что хотела этого – хотела, чтобы он мог выразить свою любовь к ней.
Ди быстро оправилась от близости и попросила Чепмена тоже собраться и не разваливаться в кресле, как он было попробовал.
– Рассказывай, ЧТО ТЫ ВООБЩЕ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ.
– О, Ди… у меня к тебе предложение, странное и страшное, и очень важное.
– Давай выкладывай!
И Чепмен повторил план, из которого выходило, что сегодня произойдет охота на живца, и приманкой для маньяка должна выступить сама Ди.
– Чепмен, милый… я боюсь. Я не смогу. Ну как я буду трястись и идти по улице? Оглядываться постоянно?
– О, поверь, это не покажется чем-то необычным – на тебя и так будет пялиться полгорода.
– А вторые полгорода?
– Они будут тебя негласно охранять. И тоже пялиться.
– Чепмен, я пойду на это только…
– …я все время буду рядом с тобой. Даже в финальной стадии я все равно не спущу с тебя глаз.
– А что произойдет в финальной стадии?
– Маньяк решит, что ты в контейнере одна, а охранник сделает вид, что ему плохо, и…
– И он войдет сюда?
– Да. Мы тут же его схватим. Днем здесь спрячутся двое военных, ты не на секунду не останешься одна.
– Но ты, ты уйдешь…