Остров Немого

Когда я случайно проходил мимо школы и видел, как она, радостно улыбаясь, занимается с учениками гимнастикой на школьном дворе, или сквозь толстые стекла различал в классной комнате детей и сестру, словно тянущихся друг к другу – одни чтобы воспринять драгоценные знания, другая чтобы передать их, – я вновь и вновь осознавал: вот он, настоящий полезный для общества труд. Работа, какой бы она ни была, ценна уже хотя бы потому, что ее выполняют, ей посвящают время. Но я считал, что у разных работ эта ценность разная. В те времена мы с Элизой стремились приносить пользу обществу, полагая, что это единственно достойное дело.

Меня захватывала философия. Если педагогика работает в основном с молодыми умами, то удел философии – всё человечество. Она отвечает на фундаментальные вопросы бытия, изучает потребности и возможности людей. Во многом философия абсолютна и универсальна. Стать владельцем мебельной фабрики? Это означает освоить частное, индивидуальное ремесло, не связанное с историей общества, в котором оно развивается. Преподавать? Уже что-то. Но это как будто сузить социум до размеров школы. Мыслить, воплощать идеи, поднимать важные вопросы – вот работа, которую я избрал для себя.

3

Полный волнений и ожиданий, я начал новую – университетскую – жизнь. Мне пришлось переехать в столицу – Кристианию – к дальнему родственнику матери. Он сдавал комнаты на западном берегу реки. Я сразу же принялся искать товарища, с которым можно было бы проводить время и делиться новостями, а не тратить деньги и болтаться, нарываясь на неприятности. Большой город – это не только возможности, но и соблазны для молодого неопытного человека. В Кристианию часто приезжали изгнанники: немцы, поляки и прежде всего русские. Они смело обсуждали свои мысли за столиками кафе, в гостях, на публичных чтениях, побуждали к новым идеям и размышлениям – и столица от этого обретала особую атмосферу.

Со временем я нашел друга. Им оказался увлеченный первокурсник, посещавший тот же факультет, что и я, – Нильс Бундэвик, племянник Юхана Свердрупа, представителя демократических левых сил и президента Норвежского законодательного собрания.

Однажды мы с Нильсом выходили из большого здания, где заседал стортинг – парламент.

– Чем займемся? – спросил я под угрюмым взглядом одного из львов, наблюдающих за площадью.

– А давай я познакомлю тебя с дядей!

Мы прождали под дождем целый час, ожидая, когда же выйдет дядя Нильса. Наконец появился он, сам Юхан Свердруп – статный господин с длинной округлой седой бородой. Неподалеку его ждала повозка.

Мы пошли ему навстречу. Он узнал своего племянника и тепло поприветствовал нас обоих.

– Это мой университетский приятель, Сверре Бьёрнебу, – представил меня Бундэвик.

– Еще один философ, – улыбнулся Юхан Свердруп.

Я не знал, что ответить, и стоял, залившись краской, пока знаменитый политик пожимал мне руку.

– Стране скоро понадобятся молодые люди. – Он внимательно посмотрел на нас. – Вам придется много работать!

Свердруп намекал на независимость от Швеции. Благодаря стараниям парламента Норвегия укрепляла свои позиции. Важная поправка была принята на этапе голосования и ограничивала право короля на вето в конституционных вопросах.

– Мы готовы, дядя Юхан! – заявил Нильс.

– Это будет новая страна. Наша – ничья больше! – торжественно произнес Свердруп. – И все должны внести посильный вклад!

Мы с уверенностью кивнули и дали ему понять, что дорожим каждым его словом.

– Кланяйся от меня родителям, Нильс! – Юхан Свердруп развернулся и, не дожидаясь ответа, сел в повозку.

Я посмотрел ему вслед. А потом – на свою руку: однажды, и ждать оставалось недолго, Юхан Свердруп станет первым премьер-министром Норвегии.

– Умный старик, правда? – спросил Нильс, и его голос вернул меня к реальности. – Ты ведь понимаешь, что нас ждут великие дела?

Бундэвик был того же возраста, что и я, но его манеры, непоколебимая уверенность выдавали в нем уже сложившегося и ответственного, словом, идеального для новой страны гражданина. Кроме того, он гораздо лучше меня знал столицу и ее особенности. Всё потому, что его семья часто приезжала в Кристианию из Драммена к известному родственнику.

Иногда наши учебные будни и долгие разговоры разбавлялись визитами моего брата – примерно раз в месяц Гуннар приезжал в столицу по работе. Он всегда приглашал нас в ресторан и непрестанно, а иногда даже с некоторой жесткостью, критиковал наш внешний вид, по его мнению, небрежный и неряшливый, скудную обстановку комнат с единственной роскошью – книгами – и то, что мы тратили всё время только на учебу.

Однажды я рассказал ему о своем знакомстве с Юханом Свердрупом и о том, как он пожал мне руку. Я сказал, что горжусь этой встречей и тем, что дружу с его родственником.

– Свердруп – фанатик, – сухо заявил Гуннар. – Не обижайся, Бундэвик, – добавил он и посмотрел на моего друга.