Остров Немого

Мортен отправился к скалам. Какое-то время он сидел и смотрел на горизонт. Он хотел привести мысли в порядок, прежде чем вернуться к нормальной жизни – если после такого вообще возможна нормальная жизнь.

Ни следа от тумана, напавшего на пролив подобно болезни. Небо было чистым и неспешно готовилось к закату. Море отдыхало – спокойное, тихое, умиротворенное, а птицы бесшумно пролетали над водой.

Ни следа от трагедии «Сейера». Ни обломков корабля, ни погибших, ни тех, кому удалось спастись. Казалось, море обо всём забыло. Ничего не напоминало об утренней драме, и никто, глядя на пролив, не смог бы теперь сказать, что случилось.

Мортен смотрел на горизонт и думал: а вдруг всё это ему только приснилось. Но мучительная боль в руках и спине от долгой гребли и тяжесть на сердце говорили об обратном. Лица утопленников не стирались из памяти, напоминая, что всё случилось наяву, что это был не кошмарный сон, а реальность, которая переворачивает всю жизнь человека.

Мортен вглядывался в морскую даль и не мог поверить, что некая сила нарушила покой, в поисках которого Сверре-философ пришел сюда из северных лесов. Вот он – проклятый мир, невыносимый, желанный мир.

И нигде от него не укрыться. Особенно когда происходит нечто подобное. И касается лично тебя. Даже если ты живешь на острове, если ты сам – часть острова. Мир всё равно найдет тебя. Вдруг Мортен осознал, что он никогда и не был чужим Большой земле, просто мир о нем на время забыл.

Мортен обрадовался этому чувству. От него стало легче, хотя душой и телом он страдал. Теперь ему казалось, что со всем можно справиться, даже чему-то радоваться.

Его жизнь имела смысл. И его семья. И остров. И сам он был наполнен смыслом в тот момент.

Агнес выглянула из окна большого дома.

– Давай сюда скорее! Сверре плохо!

Ян растерянно стоял перед Сверре, который сидел на полу, опершись о скамейку возле стола. Бледный, он беспомощно озирался.

Юрдис взволнованно повторяла:

– Что с тобой? Что случилось?

– Мы разговаривали, – сказал Ян, – и он упал в обморок…

Ян виновато посмотрел на Юрдис, будто чувствовал вину за то, что произошло со старым философом.

– На кровать его! – скомандовал Мортен.

Ян поднял тестя, точно тот был ребенком, и в этот миг Сверре всем показался маленьким и хрупким. Прямо как Видар, промелькнуло у Лив.

Сверре перенесли на кровать. Он вздохнул, прикрыл глаза, а когда открыл их, в них заблестела жизнь, словно он только что вернулся из далекого места.

– Как ты себя чувствуешь, папа? – Мортен потрогал его лоб. – Может, ты просто устал?

– Пустяки! – сказал Сверре.

Юрдис взяла его за руки.

– Они ледяные.

Сверре накрыли одеялом и стали растирать ему ладони, жена одну, дочь – другую.

– Карин, завари мяту, – попросила Агнес. – И погорячее!

– Вроде ему получше, – пробормотал Ян, стоя у стены. В маленькой комнате он выглядел как великан. Никто ему не ответил. – Может, капельку акеви…

– Не говори ерунды, Ян! – прикрикнула на него жена.

– Мне просто нужно отдохнуть, – прошептал Сверре. – Отдохнуть…

Пятнадцатилетняя Сюннёве стояла в дверях, и слезы текли по ее щекам.

– Что с дедушкой? – спросила она.

Лив обняла ее за плечи и вытерла слезы фартуком.

– Мы не знаем, дорогая, но я уверена, что всё пройдет.

Мортен хлопнул в ладоши.

– Конечно, пройдет! Слышите? Ему просто нужно отдохнуть. Наше присутствие только мешает. Давайте все выйдем. А бабушка останется.

Юрдис кивнула.

– Да. Так будет лучше. Я позабочусь о нем.

Солнце тихо скользило над морем, отдаляясь от трагического дня и жителей острова, чьи беды никак не кончались.

Во время ужина все молчали. За огромным столом стоял пустой стул Сверре. Ему отнесли хлеб, намазанный домашним сыром, – он всегда ел его с удовольствием – и лютефиск, размоченную сушеную рыбу, такую мягкую, нежную и питательную, что ее едва ли не младенцам дают. Но Сверре даже не притронулся к еде. Он спал, и Юрдис не хотела его будить.

– Дедушка завтра поправится? – спросили ребята.

Арне, самый бойкий из внуков Сверре, задумчиво посмотрел на дверь.

– Давайте-ка в постель! – позвали их матери. – Завтра всё пройдет. Сегодня был трудный день, который мы никогда не забудем.

Ночью Сверре проснулся. Он повернул голову и увидел жену. Она не отрывала от него глаз.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Юрдис.

– Я говорил тебе, что видел Элизу?

– Ты видел Элизу? – Юрдис не поверила своим ушам: Элиза, сестра Сверре, погибла много лет назад. – Когда ты видел ее?

– В тумане. Этим утром. Разве я не говорил?

Юрдис покачала головой и почувствовала ком в горле.

– Нет, ты не сказал мне. И что она делала?

Сверре, казалось, почти улыбнулся. Но улыбка на его усталом лице превратилась в печальную гримасу.

– Ничего. Она просто стояла в тумане. Клянусь, это была она. Ты мне веришь? Ты веришь мне, Суннива?

Юрдис погладила лоб Сверре: он был холодным и влажным.

– Я верю тебе, Сверре. Я тебе верю.

Слеза поползла по щеке Юрдис, но Сверре этого не заметил.

Он закрыл глаза всё с той же утомленной улыбкой. Старый философ тяжело дышал открытым ртом.

– А теперь спи, – прошептала Юрдис. – Спи.

10

Сверре Бьёрнебу умер незадолго до рассвета. Во сне.