Остров Немого

Мортен больше не мучил себя бесконечными вопросами о смысле и цели бытия. Он нашел свое место в мире и наслаждался тем, что дарила ему жизнь, – день ото дня, без сожалений и неисполнимых желаний. Когда он тем туманным утром спас людей, Мортен как будто пересек незримую границу, за которой начался покой. И ему не нужно было глядеть на благодарственную грамоту, висевшую на стене в рамке, чтобы помнить о самом важном, что он понял.

Семнадцатилетняя Тея принесла стул и поставила перед Яном:

– Вот, дядя. Садись!

Шалгсон поблагодарил ее поклоном и тяжело уселся на стул, заскрипевший под его весом. Он видел, как Арне и Видар резались в тридцать одно[11] на единственном свободном углу стола. Они были так сосредоточены, что не обращали на дядю никакого внимания.

– Пас, – объявил Видар.

Ян посмотрел, как шурин с закрытыми глазами медленно и безучастно выдыхает голубоватый дым.

– Ты хоть понимаешь, что я сказал, Мортен?

Мортен кивнул:

– Я знаю. Алкоголь под запретом. Прогибиционизм, так вроде это называется.

– Я больше не смогу делать акевит!

– Тебе грустно, дядя Ян? – спросила Ранхиль, с жалостью глядя на него.

На лице Шалгсона читалось отчаяние. Казалось, ничто не могло его утешить.

– Да, золотко. Дядя Ян очень расстроен, – вмешалась Лив. Несмотря на возраст и частые беременности, она всё еще была привлекательной и стройной женщиной. – Позволь, я одолжу дяде твою куклу – чтобы он улыбнулся. Ты всё равно уже выросла, и куклы больше тебе не нужны. А дядя порадуется!

Мортен усмехнулся. И даже парни за столом оторвались от игры и хихикнули.

– Вот, грустный Ян. – Лив сняла с полки маленькую старинную фарфоровую куклу. – Ее глаза такие же печальные, как твои, – сказала она, передавая игрушку родственнику.

– Смейся, смейся, – обиженно ответил Ян. – Я всю жизнь посвятил этому картофельному дистилляту!

– Ну и кто тебе мешает продолжить? – Его племянник Арне потянулся за картой. Ему исполнилось двадцать лет, но выглядел он старше – выше и крепче, чем его брат-близнец Асбьёрн. От шустрого непосредственного Арне исходила нескончаемая энергия и уверенность в своих силах.

– Закон запрещает. Разве ты не слышал, что сказал твой отец? Это называется про… проги…

– Прогибиционизм, – уточнил Мортен. – Можно сказать, сухой закон.

– Здесь, на острове, закон – это мы! – воскликнул юноша. Он бросил карту на стол со словами: – Я закончил.

Видар кивнул и показал свои карты:

– У меня комбинация.

Арне разочарованно бросил ему свои.

– Следи за словами! – добродушно пожурил его Мортен. – А не то мало ли что! Закон есть закон – и на острове, и на Большой земле! А ты всё-таки подожди выливать акевит, Ян.

– Почему?

– Возьми-ка сигару.

– У меня трубка, спасибо.

– Закон запрещает производить новый алкоголь. Но это не значит, что ты обязан избавиться от того, что уже есть!

– Ты думаешь?

Мортен хлопнул себя по бедру.

– Уж будь уверен! Никто из Арендала не приедет сюда завтра проверять наши кладовые!

Дверь тихо открылась, и в дом вошел Асбьёрн.

– На маяке всё в порядке, – сообщил он. – Кто сегодня дежурит?

– Арнульф, – ответил Ян.

– Твою налево! – Арне ответил за Арнульфа, и они с Видаром засмеялись. Асбьёрн тоже улыбнулся. Он снял плащ и повесил его за дверью. Асбьёрн, спокойный тихий юноша, смотрел на мир как будто несколько отстраненно и издалека. Он сходил в кладовую и нацедил себе акевита.

– Холодно, – дернул он плечами, – прямо как в декабре.

– Не сильно налегай! Нам нужно растянуть его на подольше! – предупредил его отец.

Асбьёрн вопросительно посмотрел на него.

– Да-да, – скорбно согласился Ян. – Кончилось время нашего акевита. Теперь у нас про… этот… как его…

– Прогибиционизм! – снова сказал Мортен. – Вот такие дела.

Асбьёрн понимающе взглянул на дядю и на отца.

– Жаль, – только и сказал он.

Арне схватил табуретку и сел рядом с Яном.

– Сколько ты просил за акевит? – спросил он.

– Что-что?

– Ну, за сколько ты его продавал? За полторы кроны?

– Да.

– А представляешь, сколько он будет стоить теперь? Когда его запретили?

– Нисколько не будет! Его же запретили! Ни капли на продажу!

Арне засмеялся:

– Люди не перестанут пить только потому, что акевит вдруг запретили. Понимаешь?

– Что ты хочешь сказать?

– Арне Бьёрнебу! Твои идеи не доведут до добра! – вмешалась Лив.

– Мама, ну что плохого в желании заработать денег? По-моему, каждый имеет право устраиваться в жизни как может!

– Как может? Мортен, ты слышишь своего сына? Скажи что-нибудь!

Мортен затянулся.

– Твои идеи не доведут до добра, Арне Бьёрнебу, – повторил он без особого осуждения.

– О да! Сказал, называется! – возмутилась Лив и в негодовании бросила на стол тряпку. – Пойду посмотрю, не нужно ли чего бабушке Юрдис. Не хочу слушать ваши глупости!

– Почему сразу глупости? – с невинным взглядом спросил Арне.

– Знаю я наперед всё, что ты скажешь! – раскраснелась Лив. – И не нужно язвить! Не забывай, кто тебя родил на свет! – И она исчезла в комнате свекрови.

Долгая болезнь высушила руки Юрдис, матери Мортена, и они теперь походили на ветки мертвого дерева. Видимо, эта болезнь затронула и разум, потому что она иной раз путалась в мыслях и словах.