Остров Немого

Рубен Хунсайд увидел своего тестя – тот возился у гриля. Рядом с ним сидел старый Арнульф – от мозгов ловца креветок осталась одна черепная коробка. С ними были Кристоффер Лу и какая-то девица – видимо, его подружка. Похоже, беременная. Но, возможно, и просто полная.

Рубен развернулся и пошел от них подальше, сунув руки в карманы, ссутулясь и глядя на свои лучшие ботинки. «Надевай! Не заставляй меня краснеть перед родственниками», – просила Лене. А теперь эти ботинки натерли ему ноги.

Когда он наконец поднял голову, то увидел, что в лодке у причала кто-то сидит. В полном одиночестве. Рубен присмотрелся.

Это была девушка с длинными волосами – такими длинными, что они закрывали ее лицо. Он думал подойти, но появление двух шумных молодых людей заставило его остановиться. Это были Арне и Даг. Они носились, как обезьянки в цирке.

Рубен незаметно наблюдал за ними. Парни заговорили с девушкой, а потом пошли дальше, смеясь и дурачась. Внезапно Рубену захотелось повернуть время вспять. Снова стать таким, как эти юноши. Выбирать. Быть свободным. Не связанным женой и детьми.

Он подумал, что, если бы мог, тоже остался бы в лодке, чтобы поразмышлять о своем. На весь этот никчемный день.

Девушка в лодке оказалась воздушной, волнующей и молчаливой Озе – самой младшей из детей Лу, семнадцати лет. Замкнутая, она пряталась от мира за длинными черными волосами.

– Мне-то зачем туда ехать? – спросила она несколько дней назад.

– Потому что ты – часть семьи, – ответила мать. – Видар так считает, и тетя Ранхиль тоже, и, разумеется, я не стану их разочаровывать!

У Озе была странная убежденность, что в жизни ей приходится делать совсем не то, что хочется. Впрочем, многие подростки с ней согласились бы.

– Ты собираешься сидеть там весь день? – крикнул ей брат Даг с вершины скалы.

Она показала ему средний палец.

Даг рассмеялся. За его спиной возник Арне. Работа, которую они проделали на острове, и общий спальный мешок объединили их больше, чем двадцать лет родства.

– Что такое с твоей сестрой? – полюбопытствовал Арне.

– Ничего. Она просто чудит.

– Спустимся к ней?

– Я же сказал тебе. Она чокнутая. – Он специально повысил голос, чтобы она тоже услышала. Даже Рубен услышал.

Они оставили ее в покое, сидеть в лодке, укрытую за завесой собственных волос.

– Давай возьмем по пиву и сходим на другую сторону острова, а? – предложил Арне. – Посмотрим на могилы. Есть одна идея!

– Какая?

– Нет у тебя ручки и бумаги?

– Нет, но я могу попросить у тети Ранхиль.

– Тогда идем!

8

Видар был доволен. Ему казалось, что всё идет хорошо. День выдался прекрасный. Гости прибывали. Еды и напитков – вдоволь. Асбьёрн отлично справлялся с грилем. Разве что синий дым несколько портил картину: он растекался по острову, как туман с запахом мяса.

Проходя мимо маяка, Видар поглядел на транспарант, который повесил на фонарь днем раньше. Он сделал его из старой простыни и написал на нем большими буквами:

1816–1966: 150 лет света.

Хотя теперь ему уже не казалось, что это хорошая идея. «Попахивает напыщенностью и сентиментальностью», – подумал он. Ему захотелось подняться на маяк и снять транспарант.

Но гости уже заметили надпись, и пришлось бы объяснять, почему ее снимают. Так что он решил оставить всё как есть, но еще раз об этом пожалел.

– Кто это написал?

– Что?

– То, что висит на маяке.

– Понятия не имею, папа. А что?

– Глупо. Банально. И слащаво.

Элиас Олсен только что высадился на острове и уже понял, что ему здесь не нравится.

Его сын Андреас, элегантный мужчина с правильными чертами лица, пожал плечами. И это означало, что он ничего не мог поделать.

По правде говоря, жалобы Элиаса Олсена начались еще накануне – в усадьбе Йомфрубренна, к северу от лесов Эльверума, и продолжались до самого конца ночевки в Арендале и затем в лодке по пути на остров этим утром. Он прибыл со своим старшим сыном и его девушкой, Сандрой Фритьоф, профессиональной моделью. Муж его двоюродной сестры Марты, миллионер Филипп Флёгстад, решил добраться до острова на специально арендованном гидросамолете – взлететь можно было с озера Йомфрубренна, прямо возле дома. Но Элиас Олсен ненавидел самолеты. Эти штуковины заставляли его чувствовать себя в ловушке.

И поэтому он сел на поезд, уговорив сына и будущую невестку сопровождать его. Второй сын, Хокон, неуравновешенный тридцатишестилетний мужчина с мозгами подростка, был, возможно, единственным просчетом Элиаса Олсена, его единственной неудачей. Только Рикке, его жена, хоть как-то умела воздействовать на сына. Но она умерла несколько лет назад, и Олсен утратил над Хоконом всякий контроль. В ответ на просьбу сопровождать отца на остров вместе с Андреасом Хокон лишь равнодушно хмыкнул.

– У меня есть дела поважнее, – отмахнулся он.

Игра в гольф, по всей вероятности, или покер. Элиас Олсен считал, что в жизни его сына не было логики – будто это вовсе не жизнь, а просто череда дней.