Остров незрячих. Военная киноповесть

Но через полчаса в сумерках, на проселочной дороге, разведчики заприметили одинокую «Эмку». Должно быть, что-то сломалось, потому что водитель копался под капотом. На заднем сидении разглядели пассажира в офицерской фуражке. Шофера Рябенький убил, даже не дав разогнуться, – коротким ударом ножа. После этого пожилой интендантский полковник, задыхаясь от паники, выложил всё, что знал: какие боеприпасы и продовольствие в какие части надлежит доставить в первую очередь. Несложный анализ услышанного позволял легко определить, когда и на каком участке фронта готовится первый удар. У Арташова аж дух заняло, – нежданно-негаданно в руки им легко упала стратегическая информация, добыть которую считалось за высшую, невиданную удачу. Закончив рассказ, полковник, жадно глотая воздух, достал портмоне, неловкими пальцами выудил из него семейную фотографию и с мольбой протянул Арташову. Не в силах видеть слезящиеся его глаза Арташов кивнул Рябенькому и отошел. Ему было искренне жаль больного старика. Обреченного на смерть, потому что провести добытого «языка» десятки километров по вражеским тылам было нереально. Задача изначально ставилась иначе – добыть, выпотрошить и уничтожить.

Заколотого астматика вместе с шофером оставили заваленными ветками в придорожных кустах в стороне от сброшенной в овраг «Эмки». Арташов заколебался. До захвата вражеского полковника маршрут на Руслое выглядел военной целесообразностью. Но теперь, груженные важнейшими, сверхсрочными сведениями, они обязаны были немедленно уходить подальше от рокового места, – ясно, что исчезнувшего полковника станут искать, и очень быстро обнаружат останки машины. После чего начнется прочесывание. Будто он мог уйти, даже не попытавшись узнать о судьбе любимой. И Арташов, подавляя сомнения, повел группу в прежнем направлении. Всё прибавлял и прибавлял шагу, заставляя задыхаться подчиненных и успокаивая себя тем, что в запасе достаточно времени. Только узнать что-нибудь о Маше и тут же уйти.

– Товарищ лейтенант… – осторожно напомнил о себе Рябенький. – Как бы нам это самое…

– Ничего, – перебил, стараясь выглядеть уверенно, Арташов. – Сейчас главное – маневр. Искать будут по прямой. А мы по дуге. Так что, подтянись, славяне!

Он прибавил ходу, ощущая себя последней сволочью.

Лесистая дорога к Руслому густо поросла по обочинам лопухами и подорожником. Сюда, похоже, и впрямь редко заглядывали, – на прибитой дождем пыли выделялся единственный след тележной колеи. Деревню они увидели на рассвете, с пригорка, выйдя на край березовой рощи. В узенькой, зажатой меж рощей и вялой речкой долине среди парящего тумана различалось десяток деревянных домов. Из крыш троих из них шел дымок, – деревня пробуждалась. Арташов поднес к глазам бинокль, волнение его усилилось, – одна из трех «оживших» крыш принадлежала Машиной матери. Во дворе различил он телегу и привязанную подле колодца чалую лошадку, – очевидно, именно эта единственная телега и проложила обнаруженную на пустынной дороге колею. Возле остальных домов не было ни движения, ни голосов, – всё вымерло. Патриархальная тишина не нарушалась даже собачьим брёхом. Будто и не было рядом войны.

Арташов поднялся. – Я спущусь на полчаса, – объявил он подчиненным. – Услышите шум, стрельбу, немедленно уходите. Главное, донести до наших полученные сведения.

Он пресек возражения и начал спуск с холма, быстро погружаясь в туманное молоко.

Дом оказался незапертым. Арташов шагнул в темные сени. Через щель разглядел женскую, в темном платке фигуру, нагнувшуюся с ухватом над печью. Он неловко переступил сапогами, пол заскрипел. Женщина испуганно оборотилась, машинально выставив ухват. Арташов приложил палец к губам, притворил изнутри дверь. – Так-то Вы будущего зятя встречаете, – укорил он. – Боже мой! Женька! – женщина медленно стянула старящий платок; обнажились стриженные смоляные волосы. Сердце Арташова порхнуло куда-то под горло, – перед ним в рваной, пропахшей навозом телогрейке стояла его Маша. Война захватила ее в Руслом. Сначала отсиживались с матерью в деревне. Ждали, что вот-вот наши погонят врага. Когда же фашисты приблизились, начали готовиться к отъезду. Но накануне эвакуации мать тяжело заболела. Так оказались под немцем. Мать нуждалась в лекарствах, найти их в деревне было нереально. Перебрались во Льгов. Средств не было. Пришлось устроиться переводчицей в комендатуру. В ы ходить мать все-таки не удалось. Здесь, на деревенском погосте, ее и похоронила. В деревню приезжала раз в два месяца приглядеть за могилкой и домом. Как раз накануне удалось выпросить телегу. – И партизан не побоялась? Они ведь, поди, тех, кто с немцами сотрудничает, не больно жалуют? – голос Арташова помимо воли наполнился обличительными интонациями. Маша расслышала их, сжалась.

До сих пор они сидели за столом, переплетя руки. Она выпростала пальцы.