– Нет здесь никаких партизан. А то, что в комендатуре, так я ведь никого не предала. Или так, или с голоду подохнуть. Зло прищурилась: – Можно было, правда, еще в бордель. Всё выбирала, что для наших будет простительней. Как думаешь, не ошиблась ли? Подкрашенные ноготки ее непроизвольно поползли по непрокрашенной доске, оставляя борозду. – Но можно было, наверное, с подпольем как-то связаться, – неловко буркнул Арташов. Лицо Маши исказила горькая усмешка. – Вот и я поначалу такой же наивной дурой была. Да если и были подпольщики, их в первый же месяц повылавливали. Наверное, вроде меня специалисты, – невесело пошутила она. – Был поначалу партизанский отряд. Но я еще только подумала, а каратели его уже ликвидировали. Ничего не скажешь, ловко немцы работают. Голос ее задрожал. Арташов почти физически ощутил, сколько боли и озлобленности скопилось в прежней открытой, порывистой девчушке, брошенной без всякой защиты на произвол судьбы и обреченной выживать как умела. Рывком притянул он к себе Машин табурет, прижал ее к себе. И – будто плотину прорвал. Уткнув лицо ему в плечо, она разрыдалась. – Видишь, как получилась, – давясь слезами, забормотала она. – Мечтала на фронт, бороться с захватчиками. А вместо этого им же и служу. Думаю, как наши освободят, попроситься санинструктуром. Только – возьмут ли? Или, наоборот, обвинят. Вот даже ты заподозрил. А там, кому еще объяснять придется. Не каждый вникнуть захочет. – Ничего, родная, теперь прорвемся, – Арташов огладил подрагивающую головку как когда-то, когда совсем похоже рыдала она после незаслуженного неуда по истории политучений. И как тогда, склонившись к ушку, зашептал: – Как я рад, что мне дано лишь тебя любить, и стучать в твоё окно, и цветы дарить, под дождем твоим стоять, под снегами стыть, безрассудно ревновать, тихо говорить: «Как я рад, что мне дано лишь тебя любить… При первой же строчке Маша встрепенулась. Карие глазищи наполнились прежней восторженностью. Расстаться с ней, едва обретя? Арташов вскочил. – А зачем собственно дожидаться судьбы, если она, голубушка, в наших руках? «Зарницу» помнишь? Кроссы на значок ГТО? – Ч-чего? – До линии фронта сможешь дойти?! Маша, сглотнув, кивнула. – Прямо сейчас! – Господи! Да поползу. – Тогда чего копаешься? Живо собирайся! – потребовал Арташов. – Через две-три недели, когда во Льгов придут проверялы, кукиш им достанется, – ты уже будешь числиться переводчицей в армейской разведке – за сотни километров отсюда. – Женечка! – Маша ошарашенно глядела на жениха. – А тебе за это ничего?… – Глупости! Знаешь, кто меня на задание послал? Ему слово сказать… – Арташов сорвал с вешалки куртку, протянул. – Только быстро. У нас счет на минуты. И на ноги что-то понадежней. В лесу прельщать некого. Он с издевкой ткнул в модные полусапожки. Грозно свел брови. – Или – передумала? Маша метнулась переодеваться. Дверь распахнулась. Вбежал Сашка. – Немцы! Целый «Фердинанд». Въезжают в деревню. Арташов простонал, – слишком складная выдавалась сказка. Еще и задание погубил. – Так чего ты-то сюда приперся?! Я ж приказал уходить! – обрушился он на бойца. – Я Рябенького отправил. Он настырный, дойдет, – Сашка, не обращая внимания на ругань, сноровисто выкладывал гранаты, запасные диски. – Можно попробовать через огороды. – Поздно! – Арташов увидел выползающий из-за угла грузовик, из которого начали выскакивать эсэсовцы. – Сволочь! – сквозь зубы обругал он себя. – Что случилось? – из соседней комнаты показалась переодетая Маша. Сашка удивленно вскинул голову. – Маша! Моя невеста, – скупо, играя желваками, представил Арташов. Он кивнул на окно, через которое доносились гортанные немецкие выкрики, удары прикладов о двери домов. Обхватил ладонями родное Машино лицо, улыбнулся через силу. – Вот видишь, милая, как оно опять вывернулось. Залезай в погреб. После скажешь, что ворвались и заперли. Шаги приблизились к крыльцу. – В погреб, живо! – Арташов подхватил автомат. Сашка выдернул чеку из гранаты, примеряясь бросить, как только распахнется дверь. С улицы донесся требовательный гортанный голос. Пренебрегая грозной Арташовской командой, Маша подбежала к окну, в чем-то убедилась. Скинула надетые боты. Натянула полусапожки. Подхватила кожаный жакет. – Сидите тихо! Я уведу их. – Уведешь!? – Надеюсь, получится. Она тряхнула головой, эффектно взбила волосы. Озорно подмигнула. – Ну, как я вам? – Блеск! – Сашка показал большой палец, на котором кокетливо болталась чека от зажатой в кулаке гранаты. Маша, победно улыбнувшись, шагнула к выходу. Арташов ухватил ее за рукав: – Только одно. Если пронесёт, никуда. Жди! Скоро начнется наступление. Я тебя обязательно найду. И всё будет нормально! Слышишь? Ни-ку-да! Ты поняла?! – Конечно, милый! Куда ж я от такого молодца? Она высвободила рукав, пошевелила шутливо пальчиками и, напевая, вышла на крыльцо. На глазах у эсэсовцев принялась навешивать замок. Неспешно спустилась с крыльца и будто только теперь завидела офицера. – Отто! – голос ее наполнился изумлением.– Was hat Sie in diese Öde geführt? Wollen Sie zu mir mit dieser Eskorte? [5] – Freulein Maria? – пораженный офицер подхватил ее за ручку. – Woher kommen Sie denn? [6] – Ich-klar [7] . – Маша улыбнулась. – Das ist das Haus meiner Mutter. Hier in der Nähe ist ihr Grab. Ich schaue hier nach dem Rechten [8] . – Es ist gefährlich, allein zu reisen, Freulein Maria [9] , – офицер, продолжая ласкать пальчики, укоризненно покачал головой. – Oder haben Sie keine Angst vor Partisanen? [10] – Na und? [11] – Маша фыркнула. – Sie haben sie doch vernichtet [12] . – Leider vermehrt sich dieses Gesindel, wie Kakalaken [13] , – офицер сделал доверительное лицо. – Vor einigen Stunden wurde das Auto des deutschen Oberst überfallen. Es läuft das totale Durchkämmen des Gebiets. So, dass wir Sie nicht mehr allein lassen. Nach L´gow werden Sie unter Aussicht der tapferen deutschen Armee eskortiert [14] , – он склонился интимно к ушку. – Vielleicht wird Freulein Maria deswegen wohlwollender zu einem Soldaten?..Was?! [15] – резко оборвал он рапорт подбежавшего ефрейтора. – Das Dorf ist leer, Herr Hauptmann. Wir haben alles durchgesucht [16] , – доложил тот. Задумчиво скосился на дом, возле которого они стояли. Маша расхохоталась. – er schaute nachdenklich zu dem Haus, neben dem sie standen. -Wieso alles, wenn keiner in meinem Haus war? Möchten sie öffnen? [17] – она с легкой издевкой протянула офицеру ключ. – Es reicht uns, dass Sie selbst ihn duchgeschaut haben [18] , – гауптман зажал ключ в ее ладошке. – Los, wir fahren! [19]